Фактор риска

Нефтегазовый сектор все больше зависит от политики государства. Такие выводы сделало на днях международное рейтинговое агентство Standard & Poor’s (S&P). В докладе отмечено, что политические риски для компаний нефтегазового сектора растут по всему миру и оказывают все большее влияние на их рейтинги. Россия в этом списке заняла место в строке high risk со соседству с Казахстаном, Алжиром, Аргентиной, Габоном. Эксперты отмечают обоснованность вывода о росте политического влияния на неф­тегазовый сектор на фоне растущего энергодефицита в мире, но отмечают, что доклад S&P отражает не полную картину по некоторым позициям.

Аналитики Standard & Poor’s, проведя исследования влияния политического фактора на нефтяные и газовые компании, отмечают его рост и прогнозируют его дальнейшее увеличение. Выводы доклада базируются на основе анализа 36 основных направлений деятельности частных компаний, занимающихся добычей, транспортировкой и продажей углеводородного сырья.

В докладе отмечается, что если раньше политические риски оказывали влияние на рейтинги компаний в первую очередь в странах, экономика которых базируется на экспорте энергоресурсов (Иран, Россия, Нигерия, Венесуэла), то в последнее время эта тенденция заметно расширилась. Так, растут политические риски для компаний и в других, менее значительных странах-экспортерах — Алжире, Боливии, Эквадоре и Казахстане. Кроме того, определенные трудности у производителей углеводородного сырья в ближайшее время могут возникнуть даже в таких традиционно стабильных странах, как США, Великобритания и Канада, входящих в Организацию экономического сотрудничества и развития. По мнению S&P, поводом для беспокойства здесь служат новые инициативы по изменению налогового законодательства, которые могут быть одобрены при новых правительствах.

Согласно докладу, страны распределены по группам риска на very high («очень высокий» — Иран, Ирак, Венесуэла, Эквадор, Индонезия), high («высокий» — Казахстан, Алжир, Габон), significant («существенный» — Колумбия, Азербайджан, Египет, Ливия), moderate («средний» — Перу, Бразилия, Таиланд), limited («ограниченный» — Катар, ОАЭ, Бруней, Малайзия) и insignificant risk («незначительный» — Италия, Канада, Великобритания, США, Германия и др.). Россия в этом рейтинге заняла место в строке high risk. При этом, как указано в докладе, данная тенденция не относится к крупным государственным концернам, таким как «Газпром», для которых политические риски «можно считать минимальными».

Несмотря на то что случаи национализации добывающих компаний и месторождений остаются единичными, степень риска для частных инвестиций и производств достигла, по мнению специалистов, критического уровня. Быстрого улучшения ситуации ждать не следует, считают они. Впрочем, сохранение тенденции к постепенному росту политических рисков в странах СНГ и Латинской Америки также не означает непременного резкого обострения ситуации в будущем.

Президент Центра политической конъюнктуры России Константин Симонов согласен с аналитиками S&P в вопросе о росте политического влияния на энергетический рынок. «Политический риск усиливается, так как растет дефицит энергоресурсов, наступает фаза жестокого энергетического голода», — отмечает г-н Симонов. Тем не менее документ не в полной мере отражает сегодняшнюю действительность, считает он. Так, эксперт не нашел в нем сведений о Туркмении и Узбекистане, определяющих нефтегазовую политику в Юго-Восточной Азии. В случае с Туркменией Константин Симонов видит политическую подоплеку — нечеткость политики президента этой страны с Западом в нефтегазовой отрасли.

Политические риски для компаний, тесно связанных с нефтяным сектором (например, занимающихся переработкой сырья или работающих в горнодобывающих областях), в докладе не рассматривались. По мнению аналитиков агентства, они требуют дополнительного исследования и в целом должны быть меньшими, чем для самих нефтедобывающих компаний.