Европа и газовый кризис: что делать и кто виноват?

Какие выводы делают страны Европейского Союза из газового кризиса? В обобщенном виде французская Le Monde от 3 января сформулировала их так: 'Это рождение новой геополитики'. Для Западной Европы, может быть, и новой. Но что касается Украины, то в такой геополитике нет ничего нового. Сразу же после своего назначения на должность исполняющего обязанности президента Российской Федерации в декабре 1999 года Владимир Путин сократил поставки нефти в Украину, уже в пятый раз за предыдущие восемь лет. Вскоре стало ясно, что пришел конец тем временам, когда противоречия между двумя странами решались с присущими ельцинской эпохе благодушием и хаотичностью. Нефтяной кран вновь открыли только в апреле 2000 года, когда президент Кучма сделал первые шаги навстречу политическим требованиям Путина. Череда уступок привела в сентябре 2000 года к отставке тогдашнего министра иностранных дел Бориса Тарасюка. К зиме-весне 2001 года именно энергетические интересы Украины и России сыграли решающую роль в отставке первого вице-премьера Юлии Тимошенко, а в конечном итоге и самого главы правительства Виктора Ющенко. В Западной Европе многие так и не смогли этого понять, а в Украине - забыть.

Уже первый абзац принятой в 2003 г. Энергетической стратегии Российской Федерации до 2020 г. являет собой образец почти прямолинейной откровенности. В этом документе топливно-энергетический комплекс России именуется 'инструментом проведения внутренней и внешней политики'. В нем же указано, что 'роль страны на мировых энергетических рынках во многом определяет ее геополитическое влияние'.* Для чего же будет использоваться это влияние? В интервью журналу Wall Street Journal от 11 января с.г. вице-премьер российского правительства и министр обороны Сергей Иванов заявляет: 'Наибольшее беспокойство у нас вызывает внутренняя ситуация в некоторых странах Содружества независимых государств'. Стоит ли Европейскому Союзу тревожиться по поводу этого 'беспокойства' или, согласно господину Иванову, пора согласиться с тем, что не следует пытаться 'изменить геополитическую реальность в зоне стратегических интересов России'?

Российская 'газовая дипломатия' в отношении Украины повергла в шок европейскую систему. Она стала еще одним напоминанием того, как безжалостно способна действовать Россия при защите своих 'законных интересов', и очень серьезно пошатнула представление о ней Евросоюза как о 'крупном и надежном поставщике энергоресурсов'. Однако после недавней волны расширения, в результате которой количество стран-членов ЕС возросло до 25, зависимость ЕС стала объективной реальностью. В настоящее время 60% природного газа, потребляемого странами ЕС, покрывается за счет импорта, а к 2030 году эта цифра, согласно расчетам, возрастет до 70%. При этом половину импортируемого газа обеспечивает Россия, транспортируя 80% этого объема через территорию Украины. Если раньше в вопросе энергопоставок Евросоюз полагался почти исключительно на Россию, то теперь Европа решила всерьез заняться своей энергетической стратегией, главной задачей которой, по общему мнению, должно стать ослабление зависимости. В принципе, для ЕС и Украины эта задача представляет обоюдный интерес, а для последней означает еще и огромные возможности. Но 'единый интерес' и 'единый фронт' это разные вещи. Россия уже многих убедила в том, что она знает, чего хочет и как этого добиться. А способна ли Украина четко определить и обеспечивать свои интересы делая то, что говорит? Сможет ли она действовать как партнер и, более того, как будущий член Евросоюза? Или эта возможность окажется перечеркнутой некомпетентностью ее руководства, непоследовательностью ее политики и глупостью противников этой политики?

Российская перспектива

Сегодня мало кто из представителей европейского политического бомонда любит Россию. Но и в политическом бомонде России это, по правде говоря, мало кого волнует. Как однажды заявил главный представитель 'Газпрома' в Великобритании Юрий Коморов, 'не важно, любите ли вы Россию или нет. Но что бы вы ни взяли - газ, нефть, месторождения полезных ископаемых, лес - все здесь, в России'. Для жестких прагматиков Евросоюза это тоже не так уж и важно. А вот что действительно имеет значение, так это сохранение правил игры, а ведь именно правила игры пали первой жертвой газового кризиса. Они существовали так долго, что у некоторых стало создаваться впечатление, что так будет всегда. Ведь даже во времена холодной войны Советский Союз не использовал энергоресурсы как оружие. Правда, тогда в качестве оружия использовалось оружие и с его помощью контролировалось все, что считалось нужным. Крупнейшей ошибкой, которую допустила Россия в ходе нынешнего кризиса, стала пошатнувшаяся вера Европы в незыблемость правил игры и в саму Россию как надежного партнера.

Если с этим согласны почти все представители европейского истеблишмента, то в других вопросах, как это почти всегда бывает, их мнения не совпадают. Некоторые из самых опытных представителей коридоров власти советуют не демонизировать Россию, и доля здравого смысла в этом есть. Украинская независимость очень долго держалась на дотациях, уходящих своими корнями в советское прошлое, и продолжать такую практику было бы неразумно и несправедливо. С украинцами всегда было трудно договариваться: с июня прошлого года Киев упорно игнорировал все предложения 'Газпрома', вынудив в конце концов Москву прибегнуть к ультиматуму. Каковыми ни были бы геополитические мотивы Кремля, он имел все экономические основания поступить так, как поступил. И на его экономические аргументы нужно отвечать экономическими же аргументами. С этим согласны почти все серьезные аналитики и политики. Но, как это бывало уже неоднократно, методы, которые применила Россия, затмили все другие проблемы, и, таким образом, сами превратились в проблему.

Для Украины 'рынок' представлен единственным монополистом, который хорошо понимает значение газа как товара, как и то, что реальной альтернативы этому товару пока не существует. В такой ситуации четырехкратное увеличение цены на газ (и притом в начале зимы) является шагом дестабилизирующим и опасным и не может рассматриваться иначе как акт враждебности.

Цена для Украины в 50 долл. США [за тысячу кубометров газа] была установлена не в советские времена, а, согласно дополнению к контракту 2003 г., подписанному 9 августа 2004 года. Последний, по большому счету, базировался не на рыночных принципах, а на политических интересах. В реальном мире изменение интересов, как правило, влечет за собой пересмотр ранее заключенных договоров, а в некоторых исключительных случаях - их денонсацию. Но даже для денонсации существуют определенные правила, которые Россия не потрудилась соблюсти.

Если бы это был чисто российско-украинский вопрос, то Европейский Союз смог бы разобраться с каждой из его составляющих по отдельности. Но на этот раз все происходит в определенном геополитическом контексте. По словам старшего экономиста 'Радио Свободная Европа/Радио Свобода' чеха Влада Собелля, этот контекст состоит в 'возрождении России как супердержавы, основанном на ее нынешнем и будущем господстве на мировом рынке энергоносителей'. И далее В.Собель утверждает следующее: 'На данном этапе позиция России чисто оборонительная: Москва озабочена главным образом сохранением целостности государства и поддержанием стабильности на просторах СНГ. Однако такая ситуация может измениться, если Запад будет и дальше портить отношения с Кремлем, указывая России, как ей следует решать свои внутренние проблемы, и поддерживая так называемые цветные революции'.

Следует ли понимать это таким образом, что защита России требует 'стабильности' (читай - порабощения) ее соседей и что, если Европа не согласиться с этим, то Россия может перестать использовать свое господство на энергетическом рынке с чисто оборонительными целями? Что это может означать на самом деле?

Даже считающие постановку такого вопроса преждевременной могут разглядеть за чередой последних шагов определенную стратегию, или, по крайней мере, определенный прием. Первым таким шагом было соглашение о постройке Балтийского газопровода. Как и следовало ожидать, первым государством, оценившим такое решение с точки зрения геополитики, была Польша. Другие же члены Евросоюза, за редким исключением, предпочли тогда промолчать (по крайней мере, на официальном уровне), несмотря на тот факт, что этот газопровод обойдется на треть дороже, чем строительство 'трубы' по земле. Однако в частных беседах многие представители ЕС высказывали недовольство по поводу двусторонних договоренностей, которые противоречат внутренней 'этике координации действий' Евросоюза и политике 'поддержки последовательных подходов к регулированию рынка' и которые, по всей видимости, явились полной неожиданностью как для Главного управления энергетики и транспорта, так и Европейской регуляторной группы по электричеству и газу. Вторым шагом, вызвавшим некоторое беспокойство в среде политического истеблишмента Германии, было назначение одним из управляющих Балтийского газового проекта недавно ушедшего в отставку канцлера ФРГ Герхарда Шредера. В этом проекте он будет работать под началом Матиаса Варнига, являющегося, по сообщению журнала Economist, бывшим сотрудником штази. Так все-таки с кем же приходится иметь дело Евросоюзу: с поставщиком товара или с амбициозной силой?

Российско-украинский газовый конфликт выдвинул эти вопросы на первый план и придал им гораздо больший резонанс в политических кругах, чем всего несколько недель назад. Как результат некоторые стали отказываться от одного сильно упрощенного постулата ('партнерство с Россией') в пользу другого, не менее упрощенного ('начало новой холодной войны'). А в некоторых весьма уважаемых изданиях и вовсе стали высказываться самые невероятные сентенции, типа той, что прозвучала во Frankfurter Allgemeine Zeitung от 3 января: 'Сегодня Кремль не устраивает прозападная ориентация Ющенко, а завтра это может быть резолюция ЕС по Чечне'. Но раздаются и более трезвые высказывания: если 'газовое оружие' может быть использовано против Украины, значит, оно с таким же успехом может быть использовано и против страны-члена ЕС, например, Польши? И если это был лишь предмет дискуссии, когда Балтийский газовый проект только начинался, то сегодня многие считают, что пора переходить к конкретным действиям.

Члены Евросоюза уже начали высказывать удивительно единодушные мнения по поводу того, какими должны быть их дальнейшие действия в сложившейся ситуации. Это диверсификация источников энергии (сжиженный природный газ, ядерная энергия, возобновляемые источники энергии), создание новой инфраструктуры, диверсификация поставок (строительство новых газопроводов), энергосбережение и обеспечение большей открытости информации (потому что даже в странах ЕС слишком большой массив информации по вопросам безопасности не подлежит разглашению как коммерческая тайна).

Но как ЕС должен действовать по отношению к России? Наиболее реальный общий подход мог бы состоять в следующем: никакого отступления от установленных принципов (речь идет о наших ценностях и об углублении отношений с новыми независимыми государствами) и никакого сокращения сотрудничества в тех областях, где оно имеет смысл (а там, где не имеет - откровенный разговор за закрытыми дверями и с выключенными микрофонами). Однако на сегодняшний день осуществление такого подхода представляется маловероятным. Что же остается Украине? Большая часть ответа на этот вопрос, как и раньше, зависит от самой Украины.

Украинская перспектива

Миллионы людей в Европе и по всей Евразии считают: чем более угрожающей будет российская политика, тем лучше будут перспективы Украины относительно европейской интеграции. Но сегодня в этом уже нет никакой уверенности. И эта неуверенность объясняется тем, что на каждого европейского политика, считающего, что не следует потакать России в ее вечной настроенности на конфликт, найдется другой политик, который скажет, что Европа не должна делать ничего такого, что могло бы этот конфликт спровоцировать. То же касается и расширения Евросоюза. Если бы не последнее расширение, Европейский Союз был бы менее зависимым и уязвимым, чем сейчас. Но раз уж Европа заварила эту кашу, то ей ее и расхлебывать. Для Евросоюза было бы верхом безответственности еще больше усилить свою уязвимость, пригласив Украину к переговорному процессу об обретении членства в то время, когда эта 'каша' не съедена и наполовину. Но что сейчас вызывает в ЕС больше всего вопросов по поводу Украины, так это сама Украина. Некогда единые 'оранжевые силы' обвиняют друг друга в предательстве, структуры власти парализованы, а все опросы общественного мнения свидетельствуют об отчаянии и недоверии народа, относящегося к своему правительству не иначе, как к объекту насмешек. И если в Европе Путин натолкнулся на сопротивление, то от Украины, во всяком случае, пока, он добился всего, чего хотел.

Что надо предпринять, чтобы этот успех Путина оказался кратковременным? Во-первых, политическим силам следует понять, как соглашение от

4 января воспринимается Европейским Союзом, поскольку оно непосредственно затрагивает его интересы и именно это соглашение должно в будущем стать основой для сотрудничества ЕС с Украиной в энергетической сфере. Поначалу европейские государства (а также Вашингтон) посчитали заключение этого соглашения меньшим злом, а многие продолжают думать так и сейчас. Потому что по крайней мере в обозримом будущем, Россия обречена оставаться монополистом на этом рынке, а Украина - ее заложницей.

Туркменистан, являющийся, как и Украина, заложником той же газотранспортной системы, мог бы (по выражению Аллы Еременко, см. 'ЗН' за 14-20 января) с таким же успехом находиться и 'на другой планете'. В течение всего срока действия этого соглашения появления сколько-нибудь серьезной альтернативы поставкам российского газа не предвидится. Конечно, запасы газа и выручка от продажи 'Криворожстали' помогут Украине продержаться в течение года или около того. Но это единственные активы в ее арсенале, и использовать их можно только один раз. В действительности Украина могла бы несанкционированно отбирать российский газ в течение нескольких недель или даже месяцев (по крайней мере, до того момента, пока Европа или США не пригрозили бы ей жесткими санкциями). Сразу после достижения договоренностей от 4 января казалось, что Ющенко и его представителей на переговорах можно только поздравить с тем, что им удалось предотвратить самое худшее. Они сохранили газотранспортную систему, завоевали уважение Евросоюза, не потеряли поддержки Соединенных Штатов и они увеличили вероятность того, что уже в декабре Украина может получить приглашение от НАТО начать процесс присоединения к альянсу.

Но успешными эти договоренности кажутся лишь на первый взгляд, ибо есть некоторые соображения, заставляющие в этом усомниться. Во-первых, это неопределенность в ценовом вопросе. Но что гораздо важнее, так это ведущая роль, которая отводится здесь 'РосУкрЭнерго'. За 'Газпромом' стоит Российская Федерация и, соответственно, все его обязательства перед государством Россия. И хотя половина акций 'РосУкрЭнерго' принадлежит (по крайней мере, официально) 'Газпрому', то за второй половиной стоят личности (и это признает даже президент Ющенко), мало известные широкой общественности. Итак, выходит, что Украина передает контроль за своим импортом, за распределением части своих внутренних энергоресурсов, а также за частью российских газовых поставок в Европу какой-то непонятной структуре, которая не несет ответственности ни перед кем, кроме себя самой. И чем больше западноевропейские государства начинают понимать, чем это им может грозить, тем больше им становится не по себе.

Что делать?

В краткосрочной перспективе Евросоюз, Соединенные штаты Америки и Киев должны договориться о новых правилах игры, начиная с полного информирования друг друга о содержании соглашений и том, кто является их участником.

В краткосрочной перспективе они должны выработать общую переговорную стратегию для обеспечения плавности повышения цен в будущем и расчета цен методом поглощения одних надбавок другими. У 'Газпрома' не должно остаться никаких сомнений в том, что именно на нем будет лежать ответственность за значительное повышение цен, а у Кремля не должно быть сомнений в том, что еще один такой кризис затронет уже самые основы европейских интересов.

В среднесрочной перспективе Евросоюз и США должны возобновить усилия по поиску путей наполнения нефтепровода Одесса-Броды в северном направлении (нефтепровод сможет снова начать эффективно функционировать уже менее чем через два года).

В среднесрочной перспективе Европейский Союз и Украина должны создать рабочий механизм, аналогичный Совместной рабочей группе с НАТО по вопросам военной реформы, который бы стимулировал и поддерживал развитие национальной энергетической стратегии Украины, основанной на принципах диверсификации, открытости, энергосбережения и модернизации инфраструктуры, а также повышения ответственности и компетентности. НАТО должно рассмотреть возможность создания подобного механизма, который бы специализировался на вопросах энергетической безопасности.

Для того чтобы эти инициативы получили должную поддержку, украинским властям следует:

Обеспечить открытость энергетической политики и топливно-энергетического комплекса страны. Для начала следует позволить СБУ возобновить расследование деятельности 'РосУкрЭнерго' и убрать все препятствия на пути сотрудничества СБУ со следственными органами на Западе, занимающимися расследованием случаев вымогательства и взяточничества;

В вопросах региональной политики, представляющих общий интерес (Молдова, Беларусь), действовать так, как должен действовать партнер ЕС, и таким образом продемонстрировать, что у Украины серьезные намерения относительно будущего членства в Евросоюзе.

Тем, кто думает, что ЕС и Украина способны только разочаровывать друг друга, эти требования могут показаться чрезмерными. На самом же деле эти требования минимальны, но лишь для тех, кто считает, что место Украины - в Европе.

Взгляды автора этой статьи могут не совпадать со взглядами НАТО или Министерства обороны Великобритании.

*Энергетическая стратегия Российской Федерации до 2020 г.: 'Россия располагает значительными запасами энергетических ресурсов и мощным топливно-энергетическим комплексом, который является базой развития экономики, инструментом проведения внутренней и внешней политики. Роль страны на мировых энергетических рынках во многом определяет ее геополитическое влияние'.)