Нефтяное богатство и демократическая бедность

Наш коллега, журналист Том Фридман (Tom Friedman) из New York Times совсем недавно выдвинул одну очень показательную гипотезу, которая, по его мнению, многое объясняет в сегодняшней ситуации: рост доходов от экспорта сырья, в особенности нефти и газа, обратно пропорционален демократическому потенциалу. Все просто: чем больше страны-поставщики сырья обогащаются, ничего для этого не делая, тем меньше в этих странах шансов для расцвета демократии.

В пользу точности этого вывода говорит ситуация, сложившаяся в Венесуэле при Чавесе, в Иране при Ахмадинежаде, и даже в сегодняшнем Алжире, где Бутефлика (Bouteflika) с Белькадемом (Belkhadem) пытаются строить новое, более радикальное исламское государство. Эти наблюдения имеют под собой солидную базу в экономической теории. Речь идет о знаменитом 'эффекте Гронингена' ('голландской болезни'), который выявил голландский экономист, лауреат Нобелевской премии Ян Тинберген (Jan Tinbergen). Открытие в начале 50-х годов прошлого века в Гронингене самого крупного в Западной Европе месторождения природного газа спровоцировало, из-за неправильного перераспределения этого неожиданно свалившегося на страну богатства, быстрый упадок промышленности. Рост цен делал местное производство все менее конкурентоспособным, а доходы, пущенные на нужды промышленности, оборачивались быстрым ростом импорта. Вывод Тинбергена, который вполне созвучен голландскому кальвинизму, заключался в том, что доходы, полученные вне цикла производства, разрушают сам этот цикл.

От производства с его накопительной этикой и суровой моралью, до либеральной демократии, основывающейся на весьма сходных морально-этических ценностях, всего один шаг, и Том Фридман делает его с легкостью. Естественно, с помощью высокой ренты нетрудно добиться согласия в обществе, не заботясь о реформировании социальных отношений, которые обычно сопровождают рост валового продукта. Разве можно представить себе Каддафи, подчиняющегося производственной этике, которая обязательно бы вырвала ливийский народ из той коррупционной апатии, в которую он погружен вот уже 40 лет?

Однако у этой гипотезы есть и свои границы. Фридман сразу же оговаривает, что негативный эффект ренты может быть полностью нивелирован нормальными производственными и демократическими традициями, при условии, что они сложились раньше. Этим объясняется тот факт, что после открытия месторождений в Северном море ни Норвегия, ни Шотландия не превратились в ленивые и коррумпированные эмираты. Но можно ли быть уверенным в том, что рост экспорта сырья без оптимизации средств производства будет всегда и всюду иметь те же разлагающие последствия? Как минимум в трех случаях мы можем наблюдать абсолютно противоположный эффект. В 1950-60-е гг., при Ромуло Бетанкуре (Romulo Bettancourt) и его конкурентах из социал-демократической и христианско-демократической партий, Венесуэла вышла на первые позиции среди стран Латинской Америки по уровню политических свобод, и это благодаря изначально мудрому и умеренному использованию своих нефтяных богатств. В конце концов, антидемократические силы, сплотившиеся вокруг Чавеса, разрушили эту образцовую социал-демократию - не потому ли, что был нанесен удар по государству всеобщего благоденствия, которое променяли на высокие цены на нефть?

Если благоприятная конъюнктура помогает тиранам и тиранчикам лучше держаться на плаву, то изменение ситуации к худшему может сплотить недовольных, и это будут совсем не демократические силы, пример тому - ультрарадикальные исламисты конца 1990-х гг. в Саудовской Аравии и российские авторитарные националисты десятилетней давности. Однако сегодня мы понимаем, что рост цен на сырье в некоторых весьма сложных случаях помогал достичь поразительного демократического эффекта. Это случалось и в Бразилии - крупном экспортере сои и другой сельхозпродукции, и в ЮАР, которую можно назвать минеральным банком мировой экономики - нувориши пришли на помощь либеральным реформаторам.

И, наконец, можно отметить, что жалкий авторитарный популизм Лопеса Обрадора (Lopez Obrador) в Мексике потерпел поражение как раз при весьма благоприятной экономической ситуации в стране. Однако на это Фридман может ответить, что победа, вырванная у Обрадора христианским демократом Фелипе Кальдероном (Felipe Calderon), символизирует, если все же удастся избежать гражданской войны, победу промышленников, ориентирующихся на США и всемирный рынок, над любителями жить на сырьевую ренту. Последние, похоже, были бы рады, как и соседняя Венесуэла, примкнуть со временем к чему-то вроде арабской лиги планетарного масштаба. Итак, с учетом этих наблюдений было бы правильнее утверждать, что быстрое обогащение помогает тем правительствам, программа которых нацелена на развитие демократии и глобализацию, и в то же время консолидирует те страны, которым хорошо живется и с диктатурой. И здесь опять же вспоминаются советы Тинбергена: необходимо бороться с инфляцией, стимулировать производство и держать курс национальной валюты как можно ниже, чтобы сделать невыгодным импорт. Тогда с 'эффектом Гронингена' можно справиться.