Либеализация рынка - путь к газовой зависимости

Энергетика стала одной из самых горячих политических тем в Европе. На первых страницах газет ее держат как скачки цен на нефть и слияния международных компаний, так и боязнь глобального потепления и перебоев с поставками нефти в будущем. К тому же, Европа боится, что зависимость от российского газа, в которую мы все больше впадаем, сможет использовать Кремль в качестве геополитического оружия. Ответом на все это стал план Европейской комиссии по борьбе с изменением климата, одновременно направленный на скорейшую либерализацию энергетического рынка.

Однако создается впечатление, что среди всего этого шума все позабыли о некоторых азбучных истинах рынков энергоносителей. В частности, речь идет о все крепнущей связи между рынками газа и электроэнергии.

По идее, либерализация рынка электроэнергии приводит к тому, что оптовые цены определяются не регулируемыми коммунальными службами на затратной основе, а на основе рынка - по соотношению спроса и предложения. Между тем, спрос на электроэнергию отличается отсутствием гибкости: потребители, если не считать некоторые промышленные предприятия, включают и выключают ток когда им заблагорассудится, то есть не задумываясь о том, сколько им это будет стоить. Если же цены определяются рынком, то в данный конкретный момент цена на электроэнергию будет определяться себестоимостью ее производства на самой дорогой из доступных электростанций. Это так называемый принцип 'предельной стоимости', которая обычно выше, чем средняя себестоимость производства электроэнергии вообще (то есть если брать для расчета все доступные мощности).

С технической точки зрения, тепловые электростанции, работающие на газе, как раз и обеспечивают рынку необходимую гибкость, так как они могут достаточно быстро менять выходную мощность. Кроме всего прочего, при сжигании газа электростанция выделяет в окружающую среду меньше отравляющих веществ и меньше углекислого газа, чем при сжигании угля. Именно поэтому газ в последние пятнадцать лет стал основным сырьем для выработки электроэнергии. Газовые электростанции можно ставить практически везде, они могут быстро реагировать на всплески спроса на электричество, и поэтому практически всегда именно по ним рассчитывается предельная стоимость, на основе которой выводятся цены для потребителей. Иначе говоря, цены на электроэнергию непосредственно связаны с ценами на газ.

В 90-е годы, пока цены на газ держались на низком уровне, у нас сложилась иллюзия, что предельная стоимость производства электроэнергии практически так же низка, как себестоимость ее производства на электростанциях, работающих 'на основную нагрузку' (угольных, атомных или гидростанциях), то есть в постоянном режиме и потому с меньшими издержками. Но ситуация изменилась. Цены на газ, которые - по крайней мере, в Европе - с некоторыми отклонениями, но все же повторяют колебания цен на нефть, резко выросли, в связи с чем поползли вверх оптовые цены на электроэнергию. Этот маневр не замедлили повторить и розничные цены.

Между тем, политики, которые так ратовали за разрегулирование рынка, никогда не рассказывали потребителям о том, из чего складывается предельная стоимость. А теперь, когда им приходится объяснять народу, почему либерализация прошла, а обещанного снижения цен так и не случилось, они, вместо того, чтобы посмотреть правде в глаза, либо сетуют на 'недостаточную степень либерализации', либо кивают на 'обнаглевших' поставщиков, в частности Россию.

В чем же заключается главная причина столь высокой популярности газовых электростанций в нынешней либеральной рыночной среде? В том, что на их создание не требуется больших капиталовложений. Технологии выработки электроэнергии делятся на две части: у одних невысоки начальные затраты, но высока стоимость топлива (это газ); у других (атомные или ветряные станции) выше затраты на строительство, но меньше затраты на эксплуатацию и обеспечение сырьем. Если рынок разрегулирован и на нем сформирована конкурентная среда, то бремя финансирования строительства электростанций ложится не на государство, а на финансовые рынки. Следовательно, у таких проектов затраты на строительство выше, чем у государственных, поскольку последние могут пользоваться государственными гарантиями и, соответственно, привлекать кредиты под более низкий процент.

При подобном повышении издержек на финансирование строительства преимущество, естественно, получают технологии, предполагающие минимальные начальные затраты - то есть газовые и в какой-то степени угольные электростанции. Таким образом, либерализация рынка только увеличивает спрос на газ в Европейском Союзе и, с учетом снижения объемов внутренней добычи, усиливает его зависимость от импорта.

Фактически поощряя строительство газовых станций, кричать о том, что Россия контролирует поставки газа, довольно глупо. Если мы так беспокоимся о собственной зависимости от импорта энергоносителей, почему наша политика направлена не на спрос, который мы реально можем контролировать, а исключительно на попытки контролировать предложение?

Учитывая загрязнение окружающей среды, выбросы углекислого газа и истощение в недалеком будущем наших собственных запасов, нашей стратегической долгосрочной целью должно быть сокращение количества сжигаемых углеводородов. Если проводить энергетическую политику разумно, то приоритетом для нее должно стать сокращение потребления электроэнергии через энергосбережение, повышение энергоэффективности и создание капиталоемких местных возобновляемых источников энергии. А это значит, что у финансированию энергетической отрасли необходимо подойти по-новому.

Разрегулирование энергетического рынка несовместимо как с борьбой против глобального потепления, потому что финансовый рынок любит газовые станции, так и с обеспечением безопасности предложения топлива, если уж экспортеры отказываются играть по нашим правилам - а поскольку ситуация на энергетическом рынке становится все более жесткой, им нет никаких причин идти у нас на поводу. К сожалению, хотя у нас есть уже практически готовые решения - например, по снижению спроса и повышению доли возобновляемой энергии, - мы не обращаемся к ним, а делаем как раз наоборот.