Текущее десятилетие прошло при доминировании ОАО «Газпром» не только в российской экономике, но и в совокупной энергетике Европы.
Негативным сигналом были лишь некоторые досадные сбои – например, газовый конфликт с Украиной с последующим срывом контрактных поставок природного газа (ПГ) в европейские страны. Наиболее серьезным звонком оказалось удешевление российского трубного газа до минимума контрактной цены как следствие спотовых поставок сжиженного газа (СПГ) из Катара. В том же направлении – против экономических интересов «Газпрома» – действовало общее сокращение спроса на энергоносители в результате энергосберегающей политики ЕС. Однако сейчас эти негативы стали (или становятся) системными: речь идет о возможности массовых поставок в Европу сланцевого СПГ из США и Канады, о преобразовании практически монопольной экономики долгосрочных контрактов на импорт в Европу российского газа в полноценный рынок, на котором уже сейчас соревнуются многонациональные поставщики природного и сжиженного газа и который становится рынком потребителя.
Будущее отрасли
Экспертное сообщество пришло к консенсусу по поводу того, что газовый сектор мировой энергетики ожидают крупные структурные сдвиги, в частности это сланцевая революция, обеспечившая независимость США от энергетического импорта и перспективы массированных поставок СПГ в страны ЕС. Однако «Газпром» в этих инновациях не участвует, мало того, его эксперты отрицали и продолжают отрицать само наличие проблемы. Как итог – к конкуренции на европейском рынке руководство «Газпрома» не подготовилось. Мало того, корпорация вдруг оказалась в неприглядной роли колосса на глиняных ногах.
Реакция Москвы была проста – быстро увести монополиста(ов) под прямую защиту государства. Издан документ о «стратегических предприятиях», который запрещает им сотрудничать (например, предоставлять информацию или самостоятельно изменять условия контрактов) «в случае предъявления к ним требований со стороны органов иностранных государств, международных организаций, союзных объединений иностранных государств, органов (институтов) этих организаций и объединений, включая органы регулирования и (или) контроля».
Перечень стратегических организаций включает «Газпром», Роснефть, «Аэрофлот», банк ВТБ и др. Понятно, что для ОАО «Газпром» этот указ – плохая защита: запросы на информацию все равно будут поступать, а за отказ ее предоставить будет налагаться штраф. Мало того, обнародование российским правительством самого факта наличия функций прямого управления госкомпаниями лишь подтвердит мнение о том, что власть непосредственно использует коммерческую монополию «Газпром» для достижения политических целей.
Действительно, деятельность ОАО «Газпром» весь период ее существования жестко регулируется государством, бюджет и инвестиции утверждаются, газификация страны проводится по программе правительства РФ. Тарифы на прокачку газа внутри страны на 30–40% ниже затрат с учетом капитальных вложений в трубопроводы, на транспорт газа отчисляется 12% инвестиций. Фактически ОАО «Газпром» субсидирует транспорт газа независимых производителей, именно поэтому при первых признаках европейского газового кризиса был прекращен транзит газа от независимых потребителей. Цены на поставки природного газа варьируют в разы по различным странам, экспортные цены не совпадают с внутренними, сам порядок установления экспортных цен на трубный газ закрыт от мировых рыночных институтов. Такие подходы в целом не могут быть приняты мировым экономическим сообществом. По крайней мере не могут продолжаться вечно.
Анализируя материалы российских экспертов, приходишь к выводу, что в этой среде первенствует «державная» позиция, суть которой такова: Россия – ведущая энергетическая держава мира и потому имеет право и обязанность активно лидировать в глобальной энергетике, в частности прямо устанавливать цену европейского газа. Резон данной позиции в том несомненном факте, что топливно-энергетические ресурсы России огромны. В стране, занимающей 13% планеты, но заселенной менее чем 3% населения мира, сосредоточено свыше 34% мировых запасов газа и 13% нефти, 4 трлн. тонн угля. По совокупному производству энергоресурсов страна входит в первую пятерку мира: в 2011 году получено 1700 млн. т у.т. всех видов энергоресурсов.
С другой стороны, нефть, уголь и газ России по ценовым параметрам добычи, и особенно логистике экспортных поставок, находятся в замыкающей части мировой энергетики. Протяженность магистралей Сибирь–Европа велика, страна не имеет удобного выхода к незамерзающим океаническим портам.
Общеизвестно, что экономика нашей страны держится на экспорте нефти и природного газа, и это – долговременный фактор: прогнозный потенциал энергоресурсов оценивается оптимистами в 140,2 трлн. долл., а пессимисты допускают, что разведанные запасы правильнее оценивать в 80–100 трлн. долл. Однако в структуре запасов доминирует твердое топливо (79,5%), далее следуют газ (6,9%) и нефть (6,5%). Выявленных запасов газа в России 47,5 трлн. куб. м – при годовой добыче в 700 млрд. куб. м. Сырья хватит на 80 лет и для экспорта, и для внутренних нужд. В ближайший период намечено поставлять в экономику страны 485–490 млрд. куб. м. Впрочем, основные газовые месторождения Западной Сибири, дающие до 80% годовой продукции «Газпрома», были открыты лет 40 тому назад, а сейчас находятся в стадии падающей добычи.
За последние 20–25 лет, за редким исключением, не было открыто серьезных газовых месторождений.
Что касается новых перспективных месторождений, то основное внимание российскими специалистами уделяется Арктическому шельфу. Уже выявлено 11 месторождений в Баренцевом и Карском морях, а также на Сахалинском шельфе, на шельфе Западной Камчатки.
Прогнозные запасы газа на них составляют порядка 150–200 млрд. куб. м, общие приращенные оцениваются в 1,5–2 млрд. куб. м. Перспективы российской морской добычи огромны: страна располагает 22% шельфов Мирового океана, 80% перспективных нефтяных и газовых полей. В основе – месторождения Арктики (85%) и дальневосточных морей (12%).
Однако реально в России имеются только три буровые установки (для скважин до 6500 м), применимые на Арктическом шельфе; то есть три буровых судна с минимальным транспортным обеспечением (семь судов) в трех морях и двух океанах, отделенных тысячами километров. В специализированной компании «Газфлот» работают порядка тысячи специалистов.
Между тем в мире ежегодно бурится до 1000 поисково-разведочных скважин и 2000 эксплуатационных, работают десятки организаций, уже пробурено 100 тыс. скважин, 30% из них – на море: считается, что на шельфах содержится в три раза больше запасов углеводородов, чем на суше. Российские организации по морской разведке и эксплуатации должны соответствовать масштабам задачи, иметь мощности для того, чтобы пробурить на шельфах тысячи скважин, минимум по 50–100 скважин в год.
Итак, экономика России во многом держится на экспорте трубного газа в Европу, который обеспечивает треть потребностей европейского рынка, примерно 145–150 млрд. куб. м (в европейские страны СНГ – 50 млрд. куб. м). Наиболее остра проблема транзита через Украину: через нее проходят семь магистральных газопроводов (280 млрд. куб. м в год), в этой стране имеются подземные газохранилища (ПХГ) емкостью 28 млрд. куб. м.
До кризиса, по данным МЭА, потребление газа странами Западной Европы составило 470 млрд. куб. м, импорт – 362 млрд. куб. м, Восточной Европы – 38,7 млрд. куб. м. Начиная с 2009 года из-за конкуренции СПГ европейское потребление природного газа сократилось, как следствие – валовая добыча газа в России упала на 12,4% – до 582,4 млрд. куб. м. «Газпром» снизил добычу на 16% – до 462,2 млрд. куб. м. Такого снижения не было 25 лет.
Следствием этого и являются газовые войны: вопрос сводится к цене газа, различной в странах Европы, и стоимости транзита газа из России. Поскольку мировой рыночной цены газа пока не имеется, в России востребованы чисто политические решения, а именно поиск «независимых» коридоров для российского и центральноазиатского газа и нефти.
Главная задача современной энергетической политики – обеспечить свободный доступ к Западной Европе и получить справедливую, то есть максимально возможную цену за энергию, поставляемую Украине и Белоруссии. Альтернатива такова: или договариваться со странами-транзитерами, или искать обходные маршруты для российских энергоносителей. На Балтике это Nord Stream, который представляет собой замещающий маршрут в Европу по морю в обход Украины и Польши. Первая нитка (27,5 млрд. куб. м в год) проложена. Сырьевой базой газопровода определено шельфовое Штокмановское месторождение, при освоении которого возникли технологические и инвестиционные трудности. Газопровод – наиболее рекламируемый и дорогой (стоимость подводной трубы в 2–2,5 раза выше, чем наземной) энергетический проект десятилетия, но служит сильным аргументом в переговорах о цене газа и об условиях транзита. По-видимому, как раз в этом и состоит его главное назначение. Следует признать, что тариф морской прокачки при всех условиях будет выше, чем по украинским или польским сетям.
Этим и объясняется повышенный интерес монополии к газотранспортным системам этих государств: они необходимы для контроля входов на газовый рынок стран ЕС.
Наибольшее внимание сейчас уделяется конфликту с Украиной по цене закупок и транзита газа. На наш взгляд, эта проблема будет решаться по мере формирования рынка природного газа, общеевропейские институты которого практически созданы. Наибольшие проблемы, и не только ценовые, энергетику России ожидают на восточном фланге.
Туркмения, Узбекистан и Казахстан активно выступают за диверсификацию маршрутов экспорта углеводородных ресурсов; ориентированы на поставки в Китай и Европу, но с сохранением связей с Россией. Эти страны не могут позволить себе зависимость от такого монопольного потребителя, как Китай. За азербайджанский газ конкурируют три консорциума – Nabucco, Трансадриатическая TAP и газопровод Турция–Греция–Италия (ITGI); для экспортных нужд осваивается газовое месторождение Шах-Дениз, запасы которого достигают 1,2 трлн. куб. м.
В этом же ракурсе – энергетической независимости – следует рассматривать и проект «Туркмения–Казахстан–Китай» – магистральный газопровод, проходящий по территории стран ЦАР (всего 1800 км) и Китая. Проектная мощность газопровода – 40 млрд. куб. м в год. Ресурсной базой газопровода стали газовые месторождения Туркмении. В 2011 году введена первая очередь (ее стоимость превысила 6,5 млрд. долл.), газ подан в Китай. По нашим оценкам, для того чтобы развить прикаспийский проект и обеспечить независимый выход нефти и газа ЦАР в Европу (для нефти и СПГ – в Атлантический океан), потребуется 25–30 млрд. долл., на строительство трубопроводов Казахстан–Китай – до 15 млрд. долл.
Для России нет смысла ослаблять государственность наших дружественных соседей хотя бы перед угрозой исламского радикализма, поэтому страны СНГ должны получать за свои энергетические ресурсы достойную цену. Соответственно претензии «Газпрома» на «центральноазиатскую политику ограниченного газового суверенитета» не отвечают долгосрочным интересам России по укреплению пояса дружественной стабильности на восточных границах. И на этом фланге требуется реконструкция структур «Газпрома», имея в виду их рыночную ориентацию на совместные интересы России и соседних стран СНГ.
Проблема финансовых ресурсов
Для осуществления курса на модернизацию и инновации российского ТЭКа нужны огромные инвестиции, в первую очередь – прямые иностранные. Ясно, что подобные интернациональные проекты не укладываются в централизованную монопольную структуру «Газпрома». Кроме того, они неподъемны даже для этой крупнейшей по мировым меркам компании.
Сейчас долг ОАО «Газпром» составляет около 60 млрд. долл. (примерно 1900 млрд. руб.). Это не критично для такой огромной компании. Но если долг увеличится в полтора-два раза в связи с освоением месторождений п-ова Ямал, Штокмановского, Сахалинского шельфов и Восточной Сибири, строительством магистральных газопроводных систем, то он выйдет за пределы критических величин. Важно привлекать прямые инвестиции других стран, но для этого нужно принципиальное изменение самой государственной идеологии. В то же время ведущими странами мира, и Россией в их числе, провозглашен курс на энергосбережение, поэтому спрос на газ будет неизбежно сокращаться, его себестоимость и удельные капиталовложения – возрастать, прибыль – резко уменьшаться. При сохранении идеологии и структуры компании такие проекты будут неподъемны.
Инвестиционные программы ОАО «Газпром» были значительно сокращены в 2009–2010 годах. В 2010 году на эти программы планировалось выделить 1,4 трлн. руб., однако было выделено только около 800 млрд. руб. На 2011 год – не менее 1,5 трлн. руб. инвестиций, то есть инвестиции должны были вырасти по сравнению с 2010 годом в 1,8 раза. Такой объем инвестиций позволил бы ввести в 2012 году Бованенковское месторождение, сделать заделы по строительству второй линии Nord Stream и начать активно строить газопровод South Stream. Большие средства нужно вложить в освоение нефтегазовой провинции в Восточной Сибири, на шельфе о. Сахалин, строительстве трубопроводов на Дальнем Востоке. В 2012–2015 годах такой объем инвестиций нереален, их трудно изыскать, еще труднее освоить, резко вырастет долг. Более реалистичное предложение – перенести ввод Бованенковского месторождения на год-два, отложить ввод в эксплуатацию второй линии газопровода Nord Stream, строительство газопровода South Stream, тем более что острой необходимости в этих объектах не предвидится. Если же удастся нормализовать отношения с Украиной, то потребность в южном газопроводе просто отпадет.
Основные факторы кризиса
Можно говорить, что российская энергетика вступает в полосу кризиса. Он проявляется в наличии большой доли физически и морально устаревшего оборудования, необходимости освоения новых месторождений нефти и газа на северо-востоке страны, в полярных и приполярных зонах, на глубоководных шельфах морей, в том числе арктических.
Считается, что освоение шельфовых месторождений Арктики обойдется в 500 млрд. долл. Между тем за последнее десятилетие объем годовых инвестиций в ТЭКе снизился почти в четыре раза. Только для модернизации производственных фондов требуется ежегодно 20–25 млрд. долл. Общая стоимость инвестиционных проектов для сохранения экспортных позиций на рынке Европы до 2015 года для газовой промышленности составит 35–40 млрд. долл., нефтяной промышленности – 55–60 млрд. долл.
Отечественные корпорации не хотят брать на себя риски без надежных государственных гарантий того, что при удаче смогут воспользоваться плодами изысканий.
Следовательно, если не провести глубокие структурные перемены в газовой промышленности, в стратегии освоения новых газовых провинций можно ожидать системного отставания отечественной газовой системы.
По мнению акад. А.Аганбегяна, политика ОАО «Газпром» нуждается в диверсификации, имея в виду преобразования из газовой монополии в нефтегазовый, энергетический и химический холдинг, в котором доля собственно газовой отрасли будет все время уменьшаться. «Газпром» в отличие от многих других организаций не провел значительного сокращения персонала и фонда зарплаты, по-видимому, с этого следует начать кампанию по сокращению общих издержек и увеличению прибыли.
Если трубопроводную систему выделить в отдельную государственную компанию, это освободило бы ОАО «Газпром» от значительной части капитальных затрат и позволило бы переключиться на нефтехимию, которая является самой прибыльной отраслью.
Известный в мировой практике вариант: создавать мощные региональные (с частным, а в Европе – иностранным капиталом) компании. Это, по-видимому, встретит сопротивление государственных монополий, в первую очередь ОАО «Газпром». Консерватизм всегда на чем-то основан, и заманчиво сохранить статус-кво в столь крупной исторически известной компании, но нельзя забывать, что за последние годы газовая отрасль вовлекала страну в крупные международные неприятности по поводу выполнения экспортных контрактов и монополизма на внешнем рынке, но главное, оказалась не готова к инновационному развитию, а именно к сланцевой революции.
Лучше, чтобы сама структура холдинга «Газпром» стала инициатором реформ газовой промышленности, тем более что система имеет многолетние корпоративные традиции, располагает квалифицированными инженерными и рабочими кадрами.
