Десятилетие цен на сырьевые товары подошло к концу, и это имеет серьезные последствия для глобального роста ВВП. И хотя экономические модели не воспроизводят себя с абсолютной точностью, конец фазы подъема товарного супер-цикла, которая во всем мире началась в начале 2000-х, ухудшает перспективы развивающихся стран продолжать быстро догонять развитые страны по уровню дохода.
За год, который закончился в июле, индекс цен на товары, публикуемый журналом The Economist, снизился на 16,5% в долларовом выражении (на 22,4% в евро), а цены на металлы падают уже в течение более чем двух лет, после достижения своего пика в начале 2011 года. И хотя цены на продукты питания изначально проявляли большую устойчивость, за прошедший год они упали более резко, чем цены на другие товары. Остаются высокими только цены на нефть (несмотря на это оставаясь нестабильными), что, несомненно, вызвано влиянием сложных политических событий на Ближнем Востоке.
Как показывает наше исследование товарных супер-циклов, с исторической точки зрения в данном событии нет ничего удивительного. С конца 19 века цены на сырьевые товары прошли три долгосрочных цикла и четвертую фазу подъема, вызванную в основном за счет изменений в глобальном спросе. Первые два цикла были относительно длительными (почти по четыре десятилетия), однако третий был короче (28 лет).
Фазы подъема всех четырех супер-циклов возникали за счет значительных увеличений спроса, которые проистекали из различных источников. Во время текущего цикла быстрый экономический рост Китая обусловил этот импульс, о чем свидетельствует увеличение доли страны в мировом потреблении металлов.
В то время как пиковые значения этих циклов были примерно одинаковыми, интенсивность их спадов различалась в зависимости от глобального экономического роста. Спады, произошедшие после первой мировой войны, а также в 1980-х и 1990-х годах, были сильными; в отличие от них, спад, произошедший после Корейской войны, в момент, когда мировая экономика была на подъеме, был относительно слабым. После второй мировой войны, супер-циклы различных товарных групп стали более тесно синхронизированы (в том числе и нефти, которая ранее демонстрировала отличающееся поведение).
Подобно тому, как экономический бум в Китае вызвал рост цен на сырьевые товары в текущем цикле, недавнее ослабление цен во многом стало результатом замедления роста его ВВП, от двухзначных показателей темпов 2003-2007 годов, а также в 2010 году, приблизительно к 7,5% в этом году. И хотя имеются различные прогнозы будущего роста Китая, все предсказывают слабые экономические показатели в краткосрочной перспективе ‑ и даже более низкие темпы роста в долгосрочной перспективе.
Фундаментальной краткосрочной проблемой является ограниченное политическое пространство для повторения массового экономического стимулирования, которое было проведено после развала Lehman Brothers в 2008 году. Китайская стратегия противодействия кризису, управляемая инвестициями, оставила наследие в виде долгов и продолжающегося ухудшения структуры спроса ‑ на данный момент характеризующееся чрезвычайно высокой долей инвестиций (почти половина ВВП) и низкой долей частного потребления (около 35%) ‑ что еще больше сужает выбор политиков.
Существует мнение, что эти модели аномального спроса должны измениться в долгосрочной перспективе, по мере того как Китай будет переходить к модели роста, основанной на потреблении. Однако, чтобы выполнить этот переход, лидерам Китая необходимо реализовать глубокие и всеобъемлющие структурные реформы, которые круто изменят подходы политики, которая продолжает поощрять инвестиции и экспорт, и в то же время прямо и косвенно облагать налогом потребление.
Неопределенность предстоящих экономических преобразований в Китае частично делает смутными перспективы роста. Некоторые прогнозируют мягкую посадку, однако расходятся во мнениях относительно темпов роста. По официальным оценкам, ежегодный рост ВВП на период с 2018 по 2022 годы будет на уровне 6,5%, в то время как, например, Майкл Петтис из Пекинского университета считает 3-4% рост соответствующим непрерывному быстрому росту потребления и целевому увеличению доли потребления ВВП.
Несмотря на то, что сценарии жесткой посадки, связанной с потенциальным долговым кризисом, тоже возможны, власти обладают достаточным политическим пространством для того, чтобы справиться с ней. В любом случае, риски снижения показателей высоки, а пространства для оптимистических прогнозов практически нет.
Таким образом, основной двигатель посткризисной мировой экономики сбавляет обороты, что имеет серьезные последствия для одной из самых положительных экономических тенденций последнего десятилетия: сближения развитых и развивающихся стран в уровнях доходов. Подобно тому, как экономический бум Китая принес пользу сырьевым экономикам, прежде всего в развивающихся странах, его замедление отражается на замедлении темпов роста этих стран. (На самом деле, в то время как несколько стран Южной Америки оказались в числе наиболее пострадавших, даже развитые страны, такие как Австралия, не были застрахованы.)
Если слабый глобальный спрос предполагает, что спад нынешнего сырьевого супер-цикла будет таким же резким, как и в период после 1918 года и в конце ХХ века, мир должен быть готов к вялому экономическому росту и к существенному замедлению ‑ или даже прекращению ‑ мировой конвергенции доходов.
