С момента наступления экономического кризиса в России президентом Медведевым принят целый ряд законо Одним из самых показательных среди них является закон, отменяющий предельно допустимую норму алкоголя в крови водителя. Отныне, согласно закону, в крови водителя должно быть 0,0 промилле.
Этот закон уникален тем, что он противоречит законам физиологии. Содержание естественно выработанного алкоголя в крови почти всегда отличается от нуля, да и приборы имеют погрешность. Таким образом, закон просто-напросто отдает 35 млн российских водителей в рабство самой единодушно презираемой прослойке — гаишникам. Интересно, что больше всех при принятии этого закона страдают абсолютные трезвенники, потому что именно организм тех, кто не пьет никогда, не потерял способности самостоятельно вырабатывать некую (вполне минимальную) дозу алкоголя.
Перед законом об алкоголе президент Медведев подписал закон о ФСБ. Внесенные поправки предусматривают для граждан ответственность за неповиновение требованию сотрудника ФСБ.
То есть если раньше группа пьяных чекистов ради удовольствия расстреливала людей, как это было, например, посереди Москвы 14 августа 2009 года, когда ранены были шесть человек, а на месте расстрела в луже крови валялось потерянное удостоверение на имя лейтенанта ФСБ Сергея Прозорова, — то лейтенант Прозоров хотя бы теоретически подлежал ответственности. Теперь даже по закону ответственности подлежат расстреливаемые граждане: ведь им наверняка орали: «Мля, стоять!» — а они разбегались.
Чекисты и гаишники и раньше могли делать, что хотели, но теперь им это легче: закон понизил для них издержки.
Вслед за законом о ФСБ совершенно в том же роде составлен закон «О полиции». Согласно ему любой гражданин будет обязан повиноваться полицейскому, если в судебном порядке не установлено иное. Опять же, следуя букве закона, майор Евсюков имел полное право расстреливать посетителей супермаркета, а они совершали преступление, пытаясь остаться в живых, — ведь в момент расстрела суд еще не установил неправомочность действий Евсюкова.
Подобного рода изменения коснулись не только законов, но и подзаконных актов, например, замены сертификатов соответствия на декларацию соответствия.
Сертификаты соответствия являлись совершенно конкретным способом, с помощью которого российская таможенная бюрократия грабила импортера и потребителя. Суть дела заключалась в том, что производитель вина (хотя бы и по 1000 долларов бутылка) или дорогой европейской косметики не мог предъявить российской таможне европейский сертификат. Европейские сертификаты для нашей бюрократии были недостаточно убедительными. Поэтому производитель должен был обратиться в коммерческую фирму, которая за отдельную мзду (и только за мзду) предоставляла ему бумаги, которые позволяли ввезти товар в Россию.
Вопли предпринимателей, истребляемых таможней, кажется, достигли ушей Медведева. И сертификаты соответствия были заменены декларацией соответствия, которая то же самое, только намного хуже. Если раньше сертификат получал производитель товара (то есть одна организация), то теперь его должен получать каждый импортер. При этом некоторые бумаги, требуемые декларацией, получить вообще невозможно.
Можно ли как-то суммировать все эти тенденции законотворчества (вкупе с экспоненциальным ростом количества ментов, безнаказанно стреляющих в людей, и количества чиновников, безнаказанно давящих их на улицах)?
Да. Я бы назвала эту тенденцию «вторичным закрепощением».
Вторичным закрепощением обыкновенно называют процессы, происходившие в Восточной Европе в XVII—XVIII веках и инициированные, по замечанию Фернана Броделя, как раз распространением капитализма в Европе Западной.
Грубо говоря, российский помещик или польский пан, наблюдая расцвет западного торгового капитализма, задались вопросом: а как им, помещикам и панам, в отсутствие роста местного производства увеличить количество потребляемых ими благ? Ответ был прост: обратить вспять освобождение крестьян, вторично закрепостить их, с тем чтобы иметь возможность менять все большее количество безвозмездно изымаемого у крестьян продукта на товар европейских купцов.
Законы о ФСБ, о полиции, об алкоголе и пр. вполне отвечают этой тенденции вторичного закрепощения. Российские водители и так состояли в рабстве у российских гаишников — но с новым законом объем безвозмездно изымаемого у рабов продукта станет больше, а изымать его станет легче. Любой российский гражданин и так был бесправен перед ментами — но теперь его статус будет законодательно закреплен.
Схожие процессы протекали в XVII—XVIII веках не только в Восточной Европе, но и, например, на Гаити или в южных американских штатах. Там тоже плантаторы жили рыночным хозяйством и продавали продукт, изъятый у рабов, на рынке.
Если в регионах, являющихся базой модернизации, модернизация ведет к росту свободы, то в регионе, в котором верхушка общества только потребляет продукты модернизации, модернизация, наоборот, ведет к росту рабства.
В обеих группах стран дело рано или поздно кончается революцией. Но если в развитых регионах революцию делает собственник, нуждающийся в свободе, то в регионах типа Гаити ее вершит раб, нуждающийся в насилии.
В регионах вторичного закрепощения не формируется хоть сколько-нибудь многочисленной группы интересов, испытывающей потребность в свободе. В результате революция в таких регионах, как на Гаити в 1804 году или в России в 1917-м, не приводит к росту свободы.
