После потрясения, постигшего Москву в понедельник, утро вторника было светлым и напряженным. Никто еще не заявил об ответственности за двойные взрывы самоубийц в московском метро, в результате которых 39 человек погибли и десятки были ранены, и заголовки, особенно в западной прессе были полны предварительной аналитики: Ведет ли след, как утверждает ФСБ, на беспокойный Северный Кавказ? Будут ли новые взрывы? А если да, то станет ли ответом на них масштабное возмездие или даже война? Повредили ли взрывы премьер-министру Владимиру Путину: нанесли ли опасный удар по его стальной притягательности и политическому контракту, основанному на обмене гражданских свобод на безопасность? Или же они помогут ему, дав предлог для закручивания гаек? А что, если Путин использует теракт в качестве доказательства, что его дофин, президент Дмитрий Медведев, потерял контроль над ситуацией, делая неизбежным триумфальное возвращение Путина в кресло президента в 2012 году?
Конечно, все это важные и разумные вопросы. Но они имеют значение лишь в том случае, если рассматривать вчерашние взрывы в метро как нечто важное – и многие политические наблюдатели в России, от кремлевских инсайдеров до лидеров оппозиции, так не считают. Было ли это событие ужасным и трагичным и невероятно значимым для тех, кто потерял друзей и родных? Абсолютно. Изменило ли оно ситуацию по большому счету? Скорее всего, нет.
«Важное ли это событие? – спрашивает Юлия Латынина, ветеран оппозиционной журналистики, давно пишущая о Кавказе. – Нет. Что вообще произошло? Россия взрывается уже 11 лет, просто за пределами Москвы».
Другими словами, если рассматривать это событие в широком контексте России и медленно протекающего конфликта на Северном Кавказе – взрыв на самарском рынке в 2004 году (10 погибших, 60 раненых), два пассажирских самолета, одновременно взорвавшихся в воздухе в том же самом году (89 погибших), взрыв террорист-смертника, едва не приведший к гибели президента Ингушетии в прошлом июне – взрывы, проведенные в московском метро двумя женщинами-джихадистками, были лишь еще одним парированием, к тому же нанесшим не самый большой ущерб.
По словам представительницы российского МЧС Ирины Адриановой, этот взрыв был гораздо менее мощным, чем последний двойной взрыв в московском метро, произошедший в 2004 году. «Вчерашний взрыв произошел, когда поезд уже был на платформе, и двери были открыты, поэтому взрывная волна была более рассеяна, чем в 2004 году, когда поезд находился в туннеле, - объяснила Адрианова. – Кроме того, в 2004 году случился пожар высочайшей степени сложности».
Многие наблюдатели, включая меня саму, были поражены упорядоченностью работы аварийно-спасательных служб. МЧС немедленно организовало информационный пункт для журналистов и родственников, публиковало часто обновляемую информацию по поводу местонахождения жертв на своем сайте и записало аудио-объявления с информацией о номерах горячих линий, включая линию психологической помощи, которые проигрывались в метро. Эти же номера высвечивались на рекламных экранах по всему городу. К пяти часам вечера, спустя лишь девять часов после первого взрыва, метро действовало в обычном режиме, как раз к началу вечернего часа пик. Даже Медведев и обычно напыщенно жестокий Путин были сравнительно взвешены в своей реакции.
«Главное, что в этот раз не было паники», - сказала мне Адрианова. И она права. Передвигаясь на метро весь день, я была поражена фатализмом и спокойствием пассажиров. Когда в районе обеда я садилась в поезд рядом с Красной площадью, со станции «Лубянка» только начинали выносить трупы в похоронных мешках. Однако рядом со мной пассажир объяснял своей подруге невероятную сложность своей прически, как будто ничего не произошло.
Психологический аспект 29 марта, конечно же, важен, но он в первую очередь замечателен своей сравнительной малостью. Много говорилось о том, что первая женщина взорвала себя под Лубянкой, где расположена штаб-квартира КГБ/ФСБ. Но у россиян противоречивые и сложные отношения со службами безопасности, поэтому большинство из них даже не поняли, в чем состояло послание. Хотя удар и был нанесен по самой будничной части жизни, утренней поездке на работу, он не имел психологических последствий Беслана или захвата заложников на спектакле «Норд-Ост» в 2002 году. «Если сравнить это с нападением Шамиля Басаев, это не нанесло такую же психологическую травму», - говорит Глеб Павловский, возглавляющий группу экспертов, имеющую связи с Медведевым.
«К сожалению, в России отношение таково, что пока это не ударит по мне лично, я чувствую себя в безопасности, - говорит аналитик московского Карнеги-центра Маша Липман. – И, в конечном итоге, это было лишь 39 человек в 10-миллионном городе».
Но станут ли взрывы в московском метро провокационной брошенной перчаткой? Как отреагирует Кремль? Прошел лишь один день, и делать окончательные прогнозы было бы глупо, но давайте посмотрим на предлагаемые сценарии.
Первый: взрывы в сердце России превратятся в тенденцию, и Москва ответит на них грубой силой, начав на Кавказе еще одну войну.
«Я так не думаю, - говорит Григорий Шведов, редактор оппозиционного вебсайта «Кавказский узел», посвященного ситуации в регионе. – В регионе уже находятся 130 тысяч солдат и 50 тысяч офицеров. Что еще они могу сделать, что станет новым или дополнительным? Сложно себе представить. Третья чеченская война, - добавляет он, - маловероятна».
Вместо этого, наблюдатели, от Павловского до оппозиционера и бывшего спикера парламента Владимира Рыжкова, считают, что вероятнее всего, мы увидим переход к более мягкой линии поведения на Кавказе. Этот подход был впервые продемонстрирован январским назначением Александра Хлопонина в роли представителя Кремля, ответственного за наведение порядка; его план больше завязан на завоевание умов и сердец, чем предыдущие кремлевские стратегии. «Я – осторожный оптимист, - говорит обычно суровый Рыжков по поводу перспектив «стратегии политического процесса и диалога» в регионе.
Что же касается расширения военной кампании против кавказских боевиков, Латынина предупреждает, что важно не переоценить возможности этих отрядов, которые атаковали в последний раз, когда взорвали «Невский экспресс», и чьи понедельничные взрывы были довольно неряшливы: одна из женщин потерялась, им потребовалось слишком много времени, чтобы детонировать взрывчатку, а один из поясов со взрывчаткой даже не взорвался. «Все, что вы видите в кино – роскошные отели, фальшивые паспорта – наши террористы на такое неспособны, - говорит Латынина. – Наши террористы сидят в трехзвездочных гостиницах со своими собственными паспортами, если только им не повезло, и они не смогли получить паспорт мертвого родственника, которого ищут за закладывание взрывчатки. Это Джеймс Бонд по-кавказски».
Второй: Нападение является серьезным ударом по репутации Путина как человека, способного поддерживать порядок.
Ничего подобного. В течение шести лет не было никаких нападений, и Путин, по-прежнему является самой популярной личностью в стране. Россияне не доверяют своей милиции, своему правительству или своим судьям, но они доверяют ему – и именно поэтому даже в разгар длительного экономического кризиса его рейтинг одобрения не опускается ниже 80 процентов.
Опасность для правления Путина – и страной, несомненно, управляет именно он – составляют не угрозы безопасности, а ухудшение благосостояния граждан страны. И давайте не будем забывать, что 20 марта, в так называемый «День гнева», организаторы говорили, что ожидают, что число протестующих вырастет вдвое, по примеру знаменитых протестов, прошедших в январе в Калининграде, когда на улицы вышло более 10 тысяч человек. «Вместо этого, - говорит Липман, - число протестующих уменьшилось в два раза».
Третий: Путин воспользуется взрывами как предлогом для закручивания гаек в стране.
Это разумное ожидание, учитывая, что это являлось предпочтительной реакцией Путина на все внешние угрозы, реальные или придуманные. В 1999 году, череда взрывов в жилых домах, в результате которых погибло почти 300 человек, стала предлогом для использования особо жестоких методов в Чечне и консолидации власти в стране. После нападения на Беслан в 2004 году Путин объявил, что безопасность улучшится только, если мы избавимся от прямых выборов губернаторов и позволим ему назначать их.
Но сегодня ситуация заметно отличается. Путин, с помощью главного архитектора существующей политической модели Владислава Суркова, уже давно укрепил так называемую властную вертикаль, которая более не находится в опасности. В начале и середине 2000-х, говорит Рыжков, «государство было в наступлении». Сегодня оно в безопасности, может быть, даже высокомерно – и именно поэтому мы не увидели никакого закручивания гаек после войны с Грузией в августе 2008 года или в худший период финансового кризиса.
Конечно, никогда нельзя недооценивать пристрастие Путина к закручиванию гаек – он уже заявил, что придется выковыривать пособников смертниц «со дна канализации» - но в этот раз просто нет такой необходимости, и именно поэтому и он, и Медведев постарались выглядеть спокойно и решительно.
Четвертый: Путин использует это событие, чтобы показать слабость Медведева и вернуть себе президентство в 2012 году.
«Посмотрите на любой опрос общественного мнения о том, кто важнее, Медведев или Путин, - говорит Липман. – Россияне – и я говорю здесь об обычных людях, а не элитах – россияне говорят, что Путин важнее». (Журнал Forbes недавно опубликовал рейтинг самых влиятельных людей мира: Путин был на третьем месте, Медведев – на сорок третьем.)
«Если у них пройдут открытые и свободные выборы и приедут демократические наблюдатели, россияне все равно выберут Путина, - говорит Шведов. – Ему не нужно использовать взрывы [в качестве предлога], потому что ему и пальцем не надо пошевелить, чтобы победить».
Таким образом, сами по себе, и не считая потерянных жизней, нападения 29 марта являются достаточно бессмысленными. Люди постарались не спускаться в метро в тот день, возможно, они будут избегать его еще неделю, но, как сказал мне в понедельник вечером один из пассажиров, жизнь продолжается. «Даже если сегодня я останусь дома, завтра и послезавтра мне придется поехать», - сказал он. По данным недавнего опроса общественного мнения, 62 процент россиян сообщили, что стараются жить, избегая контактов с правительством – про которое 85 процентов говорят, что не могут повлиять на него, - по мере возможности. Жизнь в России именно в этом: повседневная рутина, жизнь у тебя перед носом. Так что если только безопасность не станет вновь ежедневной проблемой, как это было в первые годы президентства Путина, не ждите, что редкое, неряшливое нападение заставит россиян сплотиться в стремлении к переменам. Россияне привыкли к случайным ужасным событиям и относятся к ним соответствующе.
«Что еще мы можем сделать? – пожал плечами еще один пассажир. – Я могу идти по улице, и сосулька упадет мне на голову. Все мы под Богом ходим. Когда придет наше время, он нас не спросит».
