Сейчас только и разговоров что о модернизации. Как будто бы на дворе 2007 год и главная задача, стоящая перед страной, — грамотно потратить нефтегазовые миллиарды. Между тем у экспертов нет уверенности даже в том, что наш внутренний кризис закончился, а уж надежд на то, что наша страна в ее нынешнем экономическом состоянии (о состоянии государства даже не говорим) способна совершить мощный модернизационный рывок, еще меньше. Строго говоря, надо думать о том, каким будет наше посткризисное развитие на ближайшие годы и будет ли оно вообще развитием.
Этой теме и был посвящен круглый стол, который недавно прошел в редакции «Новой газеты». Выступление ректора Российской экономической школы Сергея Гуриева можно почитать в № 122. А сегодня — слово директору по макроэкономическим исследованиям ГУ — Высшая школа экономики Сергею Алексашенко, директору департамента стратегического анализа компании ФБК Игорю Николаеву и доктору экономических наук профессору Никите Кричевскому.
Сергей Алексашенко:
Кризис закончился, но наши проблемы только начинаются
— Прежде чем говорить о посткризисном развитии, нужно определиться с терминами. На мой взгляд, кризис — это ситуация, когда один тренд сломался, а другой еще не начал формироваться, то есть ситуация неопределенности. В этом смысле кризис закончился еще весной, потому что нарисовать траекторию развития мировой экономики на 2010 год сейчас уже возможно, и это траектория, условно говоря, нулевого роста.
Что до российской экономики, то она в предкризисные годы в полной мере продемонстрировала, что такое голландская болезнь. Во-первых, экономика, конечно, подогревалась постоянно растущими ценами на сырье, во-вторых, мы испытывали приток кредитного капитала, который по своим масштабам был гораздо больше, чем сырьевая премия. С середины 2005-го по середину 2008 года частный сектор привлек 440 млрд долл., то есть в среднем по 120 млрд долл. в год.
В экономике перегрелось все, что только можно: и кредитная активность, и потребление населения, и бюджет. Теперь неожиданно наступило отрезвление. Цены на нефть находятся на достаточно высоком уровне, но агрессивно расти они не будут, притока кредитного капитала не будет точно, так что оба драйвера нашей экономики больше не работают и работать не будут.
Да, летом экономика показала некоторые признаки роста, но он достигнут целиком и полностью на росте экспорта. А внутренний спрос продолжает падать, со скоростью примерно 1% в квартал. И эта тенденция в следующем году, скорее всего, продолжится. Ведь не будет индексации доходов бюджетников, значит, их реальные доходы упадут. Дай бог, чтобы реальные доходы небюджетного сектора оставались на стабильном уровне. Расходы бюджета на инвестиции, закупку товаров и услуг падают примерно на 4%.
Так что наше посткризисное развитие растянется на несколько лет и будет, по сути, медленным выходом в стадию роста. В этом контексте бесполезно говорить о модернизации экономики или о внедрении инноваций. Все это хорошо только как политическая повестка дня.
Если говорить о более широком процессе, чем посткризисное развитие, то есть иметь в виду горизонт не в 3, а в 5—10 лет, то Россию ждут очень серьезные угрозы, связанные с изменениями на рынках нефти и газа. В начале этого года появилась такая вещь, как сланцевый газ, точнее, эффективная технология получения газа из сланцевых пород. Америка начала его добычу в промышленных масштабах по цене вдвое ниже, чем цена импортируемого сжиженного газа.
Сланцевого газа в мире безумное количество, его можно добывать буквально где угодно. Если раньше американцы планировали, что сланцевый газ в их балансе к 2030 году займет 10—12%, то сейчас речь идет уже о 50%. А на Балтийском побережье Польши запасы сланцевого газа — 12 трлн кубометров. Это шесть Ковыктинских месторождений. При этом цена освоения месторождений несопоставима, понятно, в худшую для нас сторону. Страшно представить себе, что произойдет через 10 лет с нашим национальным достоянием.
Далее. К 2014 году добыча нефти на нефтеносных песках в Канаде составит 225 миллионов тонн. Это значит, что Америка прекращает импорт нефти из стран ОПЕК. А когда с мирового рынка нефти уйдет такой игрок, рынок начнет трясти.
Это среднесрочные угрозы, но если уже сейчас не создать стимулов для развития экономики, которая опирается в первую очередь на частную инициативу, то угрозы реализуются.
Игорь Николаев:
Мы будем не худшими среди равных, а белой вороной
— Я считаю, что сейчас все самое интересное только начинается. Упали все, кто-то отожмется быстрее, кто-то медленнее. Да, неприятно, когда ты падаешь быстрее и глубже других. Но сейчас мировая экономика постепенно разворачивается. И через некоторое время многие крупные страны начнут уверенно расти, пусть поначалу не такими высокими темпами, как до кризиса. Но Россия расти не будет, и это принципиально другая ситуация. Мы будем уже не худшими среди равных, а белой вороной.
Мой прогноз: в следующем году экономика России упадет на 2—4%. Почему? Свою роль сыграет глубина падения: чем она больше, тем длиннее путь наверх. Но, самое главное, в отличие от других стран мы не извлекли из кризиса никаких уроков.
Основываясь на результатах наших исследований, я могу уверенно сказать: фундаментальная основа кризиса — это кризис спекулятивной модели экономики. И во многих странах правительства это начинают понимать. К примеру, Китай заявил о необходимости охлаждения производства и даже о консервации металлургических заводов, более того, часть шагов в этом направлении уже сделана. В США Комиссия по срочной фьючерсной торговле заявила о необходимости введения ограничений на торговлю нефтяными фьючерсами. В Гонконге с целью уменьшения объема спекулятивных операций с недвижимостью повысили величину первоначального взноса на недвижимость с 30 до 40%.
А какие уроки извлекли наши власти? Нефтяные цены начали расти, и все мгновенно почувствовали облегчение. Но ведь это облегчение связано исключительно с увеличением валового экспорта. И положительный импульс уже отыгран. А власти рапортуют: пошел хороший, уверенный рост, начинают измерять его десятыми долями ВВП…
Теперь что касается будущего развития. Явные опасения вызывают завышенные социальные обязательства, самым рискованным среди которых можно назвать повышение пенсий на 46%. Конечно, каждый из нас как человек хотел бы повысить пенсии даже не на 46%, а в два-три раза, но ведь это экономика! Эти расходы, увы, не стимулируют спрос, как может показаться. Во всяком случае, в нашей стране это пока не работает.
Доказательством этому может служить тот факт, что к концу лета текущего года в России покупательский спрос упал до минимального уровня (в августе 2009 года оборот розничной торговли снизился на 9,8% по сравнению с августом 2008 года), но одновременно был отмечен рекордный приток вкладов населения. Это означает, что люди, если у них и появляются деньги, в нашей стране и в текущих условиях скорее будут их сберегать, а не тратить.
Специфика социальных расходов такова, что вы можете их взять на себя, а отказаться от них в следующем году будет невозможно. Тем более что выборы не за горами. Так что их придется снова индексировать, уже от высокой базы, а Резервного фонда… не будет. То есть мы неправильно потратили средства, которые могли бы пойти на стимулирование инвестиционного спроса. И когда мы наконец-то поймем, что это необходимо делать, ресурсов, боюсь, не останется.
Мы создали условия не для динамичного выхода из кризиса, а для стагнирующего развития — в лучшем случае. Гораздо более вероятно, что мы будем ползать по плоскости, наклоненной вниз.
Еще одно плохое решение — повышение социального налога. Эта мера, которая будет сильно мешать подняться с любого дна.
Представим себе, что мировая экономика выходит из кризиса. А специфика современных кризисов как раз в том, что они не такие продолжительные, как, к примеру, семилетняя Великая депрессия. Модель другая: продолжительный рост, а затем короткий, хотя и глубокий спад. В такой ситуации риск принятия неправильных решений возрастает, а их последствия становятся более тяжелыми. Так что, повторюсь, для России все только начинается.
Россия не отличилась в этот период правильностью решений, определив в качестве приоритетов антикризисной политики поддержку банков и повышение социальной защищенности граждан, продолжая спасать неэффективные предприятия. Это означает, что и в выходе из кризиса у России будет особый путь: более долгий и тяжелый.
Никита Кричевский:
Зачем тратить на энергосберегающие лампы 100 млрд рублей, если проект для бюджета может быть бесплатным?
— Если говорить о посткризисном развитии в контексте модернизации, то я уверен, что модернизации без авторитарной системы управления государством быть не может, потому что в ином варианте ее не было нигде. Нет таких исторических примеров. Все модернизационные проекты, будь то Южная Корея, Китай, Япония, Бразилия и так далее, были проведены сильной властью.
Если же рассуждать о нашей стране, то я бы хотел остановиться на таком аспекте, как государственно-частное партнерство, потому что без него у нас, я считаю, мало что получится. Есть позитивный пример нашей собственной модернизации начала XX века. Например, практически все железные дороги были построены на основе государственно-частного партнерства. И не мы одни такие. К примеру, всемирно известный бренд, минеральная вода «Перье» — тоже продукт государственно-частного партнерства.
Теперь приведу три примера возможного эффективного государственно-частного партнерства сегодня.
Первое — энергосберегающие лампы. Правительство предлагает потратить на решение вопроса 100 млрд рублей. Я не понимаю, откуда взялась эта цифра. На этот проект вообще не надо тратить ни копейки бюджетных денег. Да, есть много заводов и предприятий, специализирующихся на производстве ламп накаливания. Но ведь для организации производства энергосберегающей продукции нужно не так много: госгарантии, участие Внешэкономбанка или Сбербанка. У Сбера 75% в электроламповом холдинге «В.А.В.С.». Что касается расходов, существует пример Брестского электролампового завода, на котором внедрили линию по производству энергосберегающих ламп, правда, пока не «гнутых». Линия обошлась заводу в 4,3 млн евро. Технология «сгибания» будет приобретена в следующем году в Венгрии за 3,6 млн евро. В сумме — почти 8 млн. Себестоимость одной лампы Брестского завода — около 50 рублей.
Второе — строительство дорог. Надо отметить, что в нашей стране уже есть платные дороги, например, в Алтайском крае 10 лет существует платный участок Алтай — Кузбасс. Есть платные дороги в Липецкой и Псковской областях (в Псковской — не для всех, а только для иногородних). В следующем году бюджетных средств будет не хватать. Так или иначе, придется строить дороги с платным проездом. Это прекрасный вариант для концессии, то есть формы государственно-частного партнерства.
Третье, о чем хотел бы упомянуть, — создание, поддержка и управление объектами социальной инфраструктуры и непосредственное оказание социальных услуг. В Пермском крае в разгаре эксперимент: провели несколько конкурсов, на которых бюджетные средства и средства внебюджетных территориальных фондов обязательного медицинского страхования распределяются среди медицинских учреждений всех форм собственности. Предложение превышает спрос на 10—12%, и в результате на 9% снижаются расходы на бесплатные для людей услуги. Такой эксперимент необходимо проводить в масштабах страны или нескольких регионов, особенно если учитывать то, что реализация подобных программ не требует затрат. Зато пациент получает более качественные услуги, экономятся бюджетные средства и развивается бизнес.
