На прошлой неделе с первым антикризисным отчетом в Госдуму пришел вице-премьер Игорь Шувалов: 16 сентября исполнился год, как слово «кризис» ворвалось в повседневность российского общества. В тот день индекс РТС снизился более чем на 11%, ММВБ — на 17,45%, и биржевые торги были приостановлены впервые за долгое время. За прошедший год тема кризиса в СМИ доминировала, тасовалась только интерпретация.
С холодком
Сначала в пропагандистском освещении кризиса российское правительство заняло позицию наблюдателя. Коллапс мировой экономики отечественные СМИ вслед за правительством предпочитали не замечать, а нашу страну с легкой руки министра финансов Алексея Кудрина описывали как «островок стабильности», способный пережить любой шторм. Экспертов, правда, смутил конфликт с Грузией, обрушивший цену нефти, но тут за российскую экономику вступился Владимир Путин, назвав ее «тихой гаванью для иностранных инвесторов».
16 сентября, через три дня после заявления премьера, море мирового кризиса затопило и отечественные биржи. Опрошенные «Новой» политологи сошлись во мнении, что власть в то время еще сама верила, что Россия сможет выстоять, и не осознавала необходимость принятия срочных решений.
Со временем игнорировать обвал фондового рынка стало невозможно, и правительство сменило бравую военно-морскую риторику на уверенную автолюбительскую. «У нас нет сомнения в том, что «подушки безопасности», которые были созданы в российской экономике в последние годы, сработают», — заявил Путин в конце сентября. Однако рынки продолжали падать, цена нефти снижалась, а несколько банков разорились. Казалось, что вкладывать деньги имеет смысл лишь в самое насущное. «Соль, сахар, хлеб и тушенка», — гласил шутливый список рекомендаций брокеров.
В конце сентября Владимир Путин объяснил кризис подхваченной на Западе «заразой». Об американской рецессии отечественные СМИ говорили много и с удовольствием — в отличие от внутреннего кризиса. Так, Первый канал, «Россия» и НТВ не сообщили о рекордном 19-процентном падении российских акций 6 октября 2008 года. Поговаривали, что им на какое-то время вообще запретили произносить слова «кризис» и «коллапс» по отношению к России: экономика жила своей жизнью, телевидение — своей.
По мнению экспертов, такая тактика правительства первое время была оправданной. Поддержка политического режима зависит от того, как россияне оценивают состояние экономики в целом. Власти боялись, что население запаникует, начнет скупать доллары и выйдет на улицу. «Я не вижу ничего плохого в том, чтобы до последнего успокаивать людей, проблема в другом: что только ни делалось из-за желания не напугать», — говорит доцент факультета психологии МГУ, сопредседатель партии «Правое дело» Леонид Гозман.
Беспокойный пессимист
По итогам октября 2008 года российский фондовый рынок продемонстрировал худшие результаты среди всех рынков мира. Паника властей вылилась в кредитные «дожди» на тех, кто ближе других стоял к премьеру («Новая газета» подробно рассказывала об этом). Раздаче денег сопротивлялся министр финансов Алексей Кудрин, но его уже не показывали по телевидению. «У меня вообще было ощущение, что если так будет идти дальше, то от него избавятся как от человека, у которого всегда истерика», — заявила руководитель аналитического департамента Центра политических технологий Татьяна Становая.
Осенью министр финансов проиграл битву в противостоянии с министром экономики Эльвирой Набиуллиной. Именно их два лагеря, ответственных за экономику в стране, создают главные информационные поводы вокруг кризиса. Первый лагерь, так называемую партию роста, возглавляют Эльвира Набиуллина, Игорь Шувалов и помощник президента Аркадий Дворкович. Они чаще других отстаивают идею бурного инвестирования денег в экономику.
«Когда Набиуллина или Шувалов выходят к журналистам и говорят о стабильности, они не думают о том, что обращаются ко всей общественности, они обращаются только к бизнесу», — объясняет Становая. «Партия роста», таким образом, дала зеленый свет своим союзникам, активным участникам рынка (в том числе госкомпаниям, монополиям и прочим структурам, имеющим административный ресурс), чтобы дальше просить кредиты у государства.
У представителя «партии стабильности» Алексея Кудрина союзников практически нет. Правда, глава Минфина пользуется доверием Путина, но это происходит не в публичном пространстве: премьер-министру самому необходимо создавать иллюзию того, что все в порядке. В то время как Кудрин, пытаясь сберечь Стабфонд, выступает в СМИ с пессимистичными заявлениями о том, что до стабильности еще далеко и необходимо откладывать деньги. Вот и тогда страшное слово «рецессия» министр финансов произнес на два месяца ранее своих оппонентов.
Вынужденная мобилизация
В начале 2009 года власть начала готовиться к худшему. «Не хотелось бы здесь векселей давать, но единственное, что могу сказать, — здесь уж к бабке не ходи — следующий год будет очень трудным», — признался президент и предположил, что «затянуть пояса надо надолго». Процесс подготовки населения начали заблаговременно, чтобы избежать шока в случае серьезного ухудшения: появились призывы откладывать деньги и разумно брать кредиты. Учитывались ошибки с монетизацией льгот, когда реформы подготавливалась непублично и реакция населения на изменения была отчетливо негативной.
Тогда же пришло понимание, что пауза затянулась: никто не знал, что намерена делать власть. «Возникла идея модернизации: сейчас Россия начнет бороться, перепрыгнет кризис и окажется в светлом будущем», — говорит главный редактор журнала «Мировая экономика и международные отношения» Андрей Рябов. Действия властей были вызваны опасениями за банковскую систему и рисками проседания рейтинга «Единой России». Но катастрофы не произошло: банки выдержали, а на мартовских выборах «Единая Россия» потеряла 5—7%. К этому времени больше всего пострадал неактивный средний класс. Голосующий электорат — пенсионеры и бюджетники — не успел почувствовать на себе кризис благодаря деньгам из Стабфонда. Разглядев небольшой подъем, власть решила заработать очки, устраивая показательные порки в Пикалеве и в московском универсаме «Перекресток». Но в августе встал конвейер АвтоВАЗа. Воцарилось унылое недоумение: деньги выдавались по первому требованию, запретительные пошлины на ввоз подержанных автомобилей введены, а модернизации все нет.
Что новенького?
Сейчас следует выделить три главные группы ораторов, комментирующих кризисные явления. Первые две — «партии» «роста» и «стабильности», оптимисты, основывающиеся на неуверенном росте экономики, и пессимист Алексей Кудрин, разглядевший вторую волну кризиса. В апреле Кудрин даже напугал, что внешнеэкономические условия для России не будут благоприятными в течение 10—50 лет. Это был сигнал и отраслевым лоббистам, и региональным властям, что денег больше не дадут, и пояснение, что нефтяное экономическое чудо вряд ли повторится.
В узком сегменте идет обсуждение и третьего варианта — об изменениях в экономической политике, касающихся, например, разделения полномочий в тандеме в пользу президента. Однако эта дискуссия экспертов находит отражение лишь в некоторых СМИ.
Братья и сестры
Пока министры продолжают обмениваться уколами, президент выходит к людям, пусть и при помощи интернета. Несмотря на реверанс в сторону Путина (Россия «уже не то полупарализованное полугосударство, каким была десять лет назад»), факт признания отсталости страны и коррупционности символизирует в первую очередь отчаяние: модернизировать страну надо сейчас — или мы ляжем на дно навсегда, считают эксперты. Медведев даже попенял обществу на его бездействие, почти дублируя слова Кеннеди: «Не спрашивай, что страна сделала для тебя, спроси, что ты сделал для страны», и призвал всех к себе в союзники, предупредив, что «нашей работе будут мешать».
Впрочем, призыв президента тут же был нейтрализован отчетом правительства в Госдуме, оценившего антикризисные меры как адекватные и подтвердившие опасения экспертов в том, что инерционная политика меняться не будет.
Что касается отображения кризиса в СМИ, то прошедший год показал: не стоит думать, что в Кремле кто-то сидит и тщательно продумывает каждое слово, произнесенное чиновниками. Информационное поле, создаваемое вокруг кризиса, — это слабые отголоски дискуссии, которая ведется внутри элит. Политики делят сферы влияния, бизнесмены — деньги. А по телевизору идет сеанс терапии, причем интенсивность ее меняется в зависимости от положения дел в экономике. Чем больше паника в сознании правителей, тем сильнее успокаивающий эффект.
