«Помощь государства дала нулевой эффект». Статистика Центробанка свидетельствует: у банков накапливаются «плохие» кредиты. Значит ли это, что вторая волна банковского кризиса становится неизбежной? Как ей противостоять — The New Times расспрашивал Алексея Мамонтова, президента Московской международной валютной ассоциации.
- Вторая волна кризиса, связанная с массовыми невозвратами кредитов, это действительно серьезная угроза?
- Да. И если не принимать меры, к концу лета — началу осени банки могут в массовом порядке столкнуться с ростом просроченной задолженности.
«Час икс» — в августе
- Почему гром должен грянуть именно в конце лета — начале осени, а не раньше или позже?
- Тут практически все эксперты сходятся в сроках, поскольку они легко просчитываются. Ведь большая часть как коммерческого, так и потребительского кредитования приходится на займы на срок 1 год. Исключения невелики: для физических лиц — это ипотечные кредиты, выдаваемые, как правило, на более длительный срок, а из предприятий только крупные и постоянные заемщики с хорошей репутацией могли претендовать на кредиты на срок 2–3 года. Но, повторюсь, в основном до кризиса кредиты выдавались на год. При этом вспомните ситуацию годичной давности: и действующий президент, и избранный президент, и глава Минфина тогда в один голос утверждали, что Россия — это «тихая гавань», островок стабильности и безопасности, что у нас полно резервов, огромный бюджетный профицит и тому подобное. В результате и те, кто брал кредиты, и те, кто их выдавал, были полностью этой риторикой убаюканы. А теперь прошел год, от «тихой гавани» и бюджетного профицита ничего не осталось, а долги возвращать надо...
- Неужели даже крупнейшие банки, располагающие мощными аналитическими подразделениями, не смогли просчитать риски, связанные с наступлением кризиса осенью 2008-го?
- Сейчас многие утверждают, что все предвидели. Но если верить цифрам, а не словам, то «убаюканы» были все. Поразительно, но непосредственно перед кризисом банковский сектор наращивал не только кредитный портфель, но и собственные заимствования за рубежом. Их объем в первом полугодии 2008-го возрос в 4 раза. Об этом не принято говорить вслух, в том числе и на правительственном уровне. И я понимаю почему: если признать этот факт, то большую часть вины за него должно взять на себя правительство — оно неверно оценило риски. Зато сейчас правительство устами своего председателя берет на себя смелость заявлять, что якобы еще полтора года назад они предупреждали американских коллег, какие последствия вызовет на мировом рынке финансовая политика США. Но если наши власти были готовы к наступлению кризиса, почему они позволяли банкам так бездумно наращивать заимствования?
Критическая точка
- Пока, согласно официальным данным Центробанка, объем просроченной задолженности не превышает 4%. А какой процент, на ваш взгляд, критический?
- Для российской банковской системы проблемный процент невозвратов — 12, фатальный — 25.
- Из чего вы исходите в своих оценках?
- Тут и гадать нечего: есть нормативы Центробанка, от которых я отталкиваюсь. Как только у банка в бухгалтерском балансе вырисовывается просроченная задолженность свыше 10%, у него летят все установленные регулятором нормативы: достаточности капитала, финансовой устойчивости и прочее. Вслед за этим у банка фактически возникает отрицательный капитал. После чего у него по закону должны отобрать лицензию. 10% невозврата — это крушение для банков.
- Насколько официальная статистика Центробанка по невозвратам отражает то, что происходит на самом деле?
- Здесь нужно исходить из структуры банковской системы. Если 4–5% невозврата «размазаны» по тысяче банков, то это не страшно. Но если вся задолженность сконцентрирована в нескольких десятках крупнейших банков, то им придется несладко. У нас как раз такой случай: основной объем «просрочки» приходится именно на те банки, которые являются лидерами по числу выданных кредитов. В результате многие крупные банки уже на грани отметки отрицательного капитала и вынуждены принимать срочные меры по увеличению капитала.
- А насколько просрочка угрожает мелким региональным банкам?
- О них сейчас вообще никто не вспоминает. Вы думаете, поднялся бы сейчас шум из-за того, что каким-то там мелким региональным банкам что-то угрожает? Да власть и бизнес-элита только обрадовались бы. Они солидарны в том, что чем меньше в России будет банков, тем лучше.
- А вы так не считаете? Разве не лучше вместо тысячи банков иметь несколько десятков крупных со множеством филиалов, к примеру?
- Думаю, что в 1998 году наша банковская система просто пропала бы, если бы у нас не было банков второго и третьего эшелонов. Ведь тогда посыпались банки из первой тридцатки. А спаслись как раз те из них, которые перевели свои капиталы в бридж-банки — крепенькие банки из третьего эшелона. Сегодняшним «системообразующим» эту историю неплохо бы помнить.
- Почему получилось так, что основная просрочка сосредоточена именно в крупных банках?
- Такова специфика выдаваемых кредитов. Мелкий банчок не может массово выдавать потребительские кредиты населению — для этого требуется большой собственный капитал. Кредиты ретейлу — тоже очень дорогое удовольствие для банка. Словом, получилось так, что именно крупные банки кредитовали те сферы, которые сейчас испытывают наибольшие трудности с возвратом кредитов.
Помощь не с того конца
- Государство с первых дней кризиса взялось помогать банкам, выделяя на поддержку самых крупных из них триллионные суммы. Почему же именно банки остаются «слабым звеном» перед лицом кризиса?
- Я считаю, что помощь со стороны государства дала нулевой эффект.
- Почему?
- Потому что средства нужно было направлять не банкам, которые в конце прошлого года, пользуясь объявленной плавной девальвацией, перевели их на валютный рынок, чтобы заработать на падении курса рубля. Все эти деньги надо было направлять конечному потребителю, чтобы он мог гасить свою задолженность перед банками. Тогда не возникло бы критической ситуации с выдачей кредитов: банки по-прежнему видели бы перед собой платежеспособных клиентов и не испытывали бы те страхи перед возможным невозвратом, которые они испытывают сегодня.
- В своем недавнем интервью The New Times (№ 14 от 13 апреля 2009 г.) нобелевский лауреат Эрик Маскин утверждал, что восстановление экономического организма после кризиса надо начинать с банковской системы. Именно поэтому весь мир, когда начался кризис, в первую очередь начал вливать деньги в свои банки, чтобы не остановились финансовые потоки. То же самое сделало и наше правительство. Разве оно неправо?
- Действительно, госсредства для поддержания ликвидности национальных банковских систем выделялись практически во всех ведущих экономиках мира. Но только в России выделение помощи банкам сопровождалось заранее объявленной плавной девальвацией рубля. Почему надо было помогать банкам — мне совершенно понятно. С началом кризиса перед банками замаячила вполне конкретная угроза оказаться в убытке по итогам квартала, а то и года. А это тоже регулятивный параметр: если банк показывает убыток, за этим со стороны Центробанка должен последовать отзыв лицензии. Если бы лицензии по итогам года пришлось отзывать у многих банков, это означало бы крах банковской системы в целом. Господдержка позволяла избежать краха. Но вот зачем избранные банки надо было «приглашать» на валютный рынок и накачивать прибылью? Теперь банки, которым досталась госпомощь, усиленно благодарят за нее правительство и утверждают, что без нее они бы умерли. Но если бы они без госпомощи умерли, то почему вся она оказалась на валютном рынке?
- Так уж и вся?
- Статистика ЦБ свидетельствует: с осени прошлого года, когда системообразующие банки начали получать госпомощь, объем выдаваемых кредитов не вырос. Значит, средства, которые пришли тогда в банковскую систему, так и не ушли дальше — в реальный сектор, а осели в том или ином виде на счетах самих банков. В результате крупнейшие банки по итогам 2008-го — кризисного — года получили немереные прибыли. По оценкам Агентства по страхованию вкладов, только на валютных операциях российские банки «наварили» 900 млрд рублей. Но экономике-то это никак не помогло выйти из кризиса.
Себе в убыток
- Что нужно сделать правительству сейчас, чтобы не допустить второй волны кризиса?
- Мне кажется, что власти все-таки извлекают уроки из ошибок минувшей осени. По крайней мере, сейчас понятно, что основные «антикризисные» деньги пойдут именно конечному потребителю. То, что это верная политика, подтверждается и тем, что темпы падения производства в последний месяц-два все-таки замедлились. И если нам еще слегка пособит внешняя конъюнктура, то в российской экономике может произойти оживление. Понятно, что если реальный сектор будет чувствовать себя получше, то у него будет больше возможностей для возврата кредитов банкам. В свою очередь, если над банками не будет дамокловым мечом нависать крупная просрочка, то они будут охотнее реструктурировать долги работающим предприятиям.
Считаю, что сейчас банкам требуются вовсе не очередные вливания денег. Главная помощь им — это срочные меры в поддержку малого и среднего бизнеса, чтобы запустить маховик промышленного роста. Потому что именно в тех сферах предпринимательства, где активен малый и средний бизнес, возможна достаточно быстрая отдача средств.
- Как вы относитесь к предложению Владимира Путина для банков, претендующих на госпомощь, установить предельную ставку по кредитам на 3% выше, чем ставки рефинансирования ЦБ?
- Это «совок» в чистом виде. Коммерческие организации хотят заставить функционировать по правилам советских учреждений — приказом сверху. Сегодня ставка рефинансирования ЦБ — 12,5%. На комиссию самого банка остается 3%. В эти 3% включаются все риски, которые банк несет в связи с просроченной задолженностью, а объемы ее растут ударными темпами. Банк может выдавать кредиты под такой процент только себе в убыток.
