Добрый день. Программа «Страна Индустрия». Сегодня цифровизация является ключевым драйвером развития промышленности. Нефтяная отрасль промышленности – один из лидеров по разработке и внедрению цифровых технологий.
Сегодня возглавляемый вами НТЦ уже более 10 лет занимается освоением всех современных цифровых (возможно и не цифровых) технологий и внедрением их в сегодняшнюю нефтедобычу и переработку. Какие вызовы сегодня стоят перед современной крупной нефтяной компанией, такой как «Газпром нефть», и в чем помощь НТЦ?
Основной вызов, который стоит перед нами, – это резкое ухудшение качества запасов.
Мельчают?
Не только.
1. То богатое наследство, которое осталось от Советского Союза, истощается. Крупные месторождения Западной Сибири и других регионов – мы там теряем добычу, или же остались только те участки недр, на которых существующие технологии не могут обеспечить рентабельную добычу нефти и газа.
2. Новые регионы. Мы должны осваивать тоже новые регионы и, по существу, повторить подвиг СССР по освоению запада Сибири.
Получается?
Мне кажется, получается, и здесь очень важен системный подход. Потому что если ты продолжаешь добуривать месторождение, которое было открыто в 1960х гг., еще при советском государстве – это одно. А когда ты осваиваешь новые регионы в труднодоступных местах со сложными климатическими условиями, то это совсем другое дело.
Вы сейчас говорите об арктическом шельфе?
Не только, еще и об арктической суше. Например, Ямал. Мы осваиваем новые месторождения на Ямале. И там, поскольку крупных месторождений практически открыть невозможно, они все, скажем так, закончились, мы должны принимать интегрированные решения о том, как запустить множество достаточно мелких месторождений в одном комплексе.
Это набор сложностей, или есть такие сложные, или они складываются в такой сложный вызов, который требует, скажем так, кардинально новых подходов? Все-таки в вашем НТЦ работает более 1000 человек, и эти люди – одни из самых высококвалифицированных специалистов, в нефтегазе применяются самые современные цифровые технологии. Объясните, почему и как именно цифровые технологии помогут преодолеть климатические сложности, например.
Ну, как вы и сказали, это, конечно, набор сложностей, но в итоге их взаимодействие, наслоение друг на друга приводит к одному вызову: мы должны радикально повысить эффективность освоения и разработки этих месторождений. Радикально – это значит удельная стоимость добычи нефти по сравнению с существующими технологиями должна уменьшиться не на 10-15%, а в 2-3 раза.
Правильно будет сказать, что вы строите не просто модель одной скважины или даже месторождения, а всей территории и ее комплексной работы на результат.
Да, и вот эта задача – она настолько вычислительно сложна, что здесь без цифровых технологий качественно ее решить невозможно.
Где именно в последние годы, в тч благодаря вашим работам и работе НТЦ, видны эти прорывы, по которым мы достигнем такого результата?
Прорывы – это прежде всего возрождение и применение системного инжиниринга. Если говорить про Россию, то пример такого системного инжиниринга – это, конечно, освоение Западной Сибири. А проблема состоит в том, что системный инжиниринг, он же практически у нас нигде не преподается. На Западе с 1930х гг. это уже устоявшаяся наука. То есть есть спецкурсы, есть книги, людей выпускают, соответствующей специальности… У нас, к сожалению, нет.
И вам приходится готовить специалистов самому?
Да, мы сами готовим в нашей компании, ну и кроме того стараемся создать подразделения ВУЗов, с которыми мы работаем. В Тюменском государственном университете мы создали политехническую школу, где готовятся системные инженеры, концептуальные инженеры.
Добыча, транспортировка, переработка – это нефтяные компании, а технологии, они где-то лежат в пограничных зонах? Меняется что-то? Начали сами нефтяники производить нефтяное оборудование или приобретать технологии? Или больше это отдано на откуп ИПС-компаниям, когда они проектируют что-то и т.д.?
Задачей нефтяных компаний не является производить оборудование или бурить. Мы все же должны готовить концепты разработки месторождений, принимать инвестиционные решения. Но что мы точно можем делать и должны делать – это делать заказ на технологии, которые нам необходимы.
Если мы видим, что без каких-то технологий не сможем устойчиво добывать, рентабельно добывать, мы взаимодействуем с сервисными компаниями, с научными центрами и совместно работаем над тем, чтобы создать новую технологию, новую технику, новое оборудование.
Процессы идут гладко или сами компании инвестируют в это? Или вы формируете заказ, а исполнители могут или не могут его реализовать? Или вы активно участвуете в выработке требований к этим технологиям, чтобы они соответствовали в конечном итоге вашим задачам?
Процесс идет не гладко. Основное отличие нас от Запада состоит в том, что на Западе нефтяные компании могут сформулировать задачу, сервисные компании подхватят. Есть огромная экосистема научных центров, производители малых партий оборудования, высокотехнологичного оборудования, новых материалов, и вся эта система – она в очень эффективном режиме работает.
У нас, по существу, нет научных центров. Наша беда в том, что нет предприятий, которые могли бы выпускать в малых количествах необходимые материалы, необходимое оборудование. Нам остро нужно высокотехнологичное оборудование – например, роторно- управляемые системы для того, чтобы осуществлять геонавигацию. Мы бурим горизонтальные скважины длиной около 1 км и должны этот километр пройти в пласте мощностью около 3-4 метров.
И пока нет никого в России, кто может принять вызов?
Сейчас уже появились. Я о другом хотел сказать. Дело в том, что нам таких роторно-управляемых систем, так называемых РУСов, немного надо – не тысячи, не десятки тысяч…
К сожалению, это не может составлять полный базис компании?
Да. Компании, которые это выпускают, должны вложиться и понимать, что продаст там 300-500, не больше этого.
А вложения были значительнее…
Да. И поэтому должны быть люди, которые способны организовывать гибкие производства. То есть какое-то время мы выпускаем РУСы , какое-то время – датчики для исследования скважин, какое-то время – что-то еще, и т. д. То есть мы говорим, что одна из основных трудностей импортозамещения (хотя мы не любим это слово) состоит в том, что высокотехнологичное оборудование нужно в ограниченных количествах.
Природа – вызов, расстояние – вызов, условия добычи – вызов, раздробленные месторождения уже не такие емкие – вызов. Санкции – вызов?
Какое-то влияние санкции на нас оказывают, но скорее санкции – это какой-то стимул для того, чтобы начать создавать собственные технологии, развивать свое производство, о чем мы, к сожалению, иногда забываем.
Скажите, как вы видите, скажем так, добычу, разведку через 20-25 лет?
Как я уже говорил, нам придется использовать запасы и ресурсы очень плохого качества, качество будет ухудшаться.
Через 25 лет технологическая добыча будет продвинута,; все будет проектироваться в цифровой форме, потом только безлюдные технологии: выезжает на полянку, можно сказать, полный автомат (сейчас модно говорить о беспилотном транспорте), засверливается, и пошла нефть, так?
Пока в некоторых, а, может быть, даже и во многих вещах человек эффективнее машин, согласитесь. Вот поэтому важно понимать, где действительно нужно использовать машины, искусственный интеллект, а где это достаточно бессмысленно.
