Будущее в трубе

Газовый бизнес является монопольным: строительство даже одного газопровода требует больших инвестиций, а строить второй - нерентабельно. Россия с ее гигантскими запасами природного газа, пользуется своей монополией на трубопроводы восток-запад для реализации политических интересов - и жестко реагирует, когда ей бросают вызов. Маршалл Голдман излагает эти тревожные истины в своей книге 'Нефтегосударство', мрачном, но вдохновенном рассказе об энергетической политике России. Запад, разъясняет Голдман, должен осознать всю меру своей уязвимости.

Эта история по версии Голдмана начинается с первого нефтяного бума в царскую эпоху, когда на долю России и Америки приходилось 97 процентов мировой добычи нефти. Иностранные компании были изгнаны из Советского Союза Лениным и Сталиным и вновь приглашены (но на других условиях), когда потребовались их технологии и опыт. После падения коммунизма эта ситуация повторилась с точностью до наоборот: иностранцы ринулись в Россию, чтобы помочь ей создавать посткоммунистическую экономику, а через несколько лет были вынуждены отступить.

В советский период, когда доходы от нефти и газа были важнейшей опорой ослабевавшей плановой экономики Леонида Брежнева, велась изоляционистская энергетическая политика. Повторилась характерная для советской системы ситуация: изобретательность вступила в бой с некомпетентностью, и некомпетентность победила. Возможно, свою руку приложило Центральное разведывательное управление, убедившее саудовцев обрушить цены на нефть в 1980-х годах - так предполагает Голдман - но, по его словам, в конечном итоге советскую систему обрекло на гибель неэффективное управление энергетическими ресурсами.

Эта некомпетентность жива и поныне. Жадность и близорукие технологические практики, применявшиеся в прошлом, практически погубили многие российские нефтяные месторождения: стандартной практикой было закачивание воды в скважину, чтобы добыть из нее нефть, невзирая на последствия. Сегодня перед российскими инженерами стоит сложная задача: извлекать больше нефти из искалеченных недр России - например, ведя бурение горизонтально, а не вертикально. Это непростой технический вызов. Спор о том, какой подход к добыче нефти является самым лучшим, лежит в основании нынешнего спора между ВР и ее российскими партнерами. Русские хотят за свои деньги много нефти и сразу, в то время, как ВР стремится к аккуратной разработке месторождений с учетом долгосрочной перспективы.

Более разумный подход Россия проявляет, когда речь идет об экспорте газа. Она пронзила Европу своим газопроводами, заключив двусторонние сделки, которые в краткосрочном плане могут иметь смысл для некоторых стран, но лишают рычагов влияния и возможности диктовать свои условия континент в целом. Европа в три раза больше России по населению и в десять раз больше по размеру экономики, однако готовность отдельных стран соглашаться на условия России делает Европу политически уязвимой перед стратегией Москвы, основанной на принципе 'разделяй и властвуй'. Когда Россия налаживает отношения с энергетическими компаниями, которые в ином случае имели бы возможность искать другие источники газа, способность Европы к диверсификации поставщиков уменьшается и эта диверсификация становится чрезмерно дорогостоящим предприятием.

Попав в руководящий центр московской штаб-квартиры "Газпрома" и глядя на 30-метровое электронное табло, на котором отражается паутина газопроводов из России в Европу, Голдман рассуждает: 'Вот это чувство власти! Эти газпромовцы могут, если захотят, отключить не только газ, поступающий в котлы и плиты 40 процентов немецких домов, но и газ, который нужен многим немецким заводам для производства'.

Иными словами, те предостережения, которые Рональд Рейган делал в 1980-е годы о политических рисках зависимости Западной Европы от советского газа, кажутся сегодня оправдавшимися. Сегодня Западная Европа получает от России половину импортируемого газа.

Порой утверждается, что рост потребления энергоносителей и стагнация уровня производства в России - последние четыре года добыча природного газа находится практически на неизменном уровне - приведет к дефициту газа в Европе (он уже дает о себе знать в России). Голдман отвергает такие страхи, хотя он касается этого слишком мимолетно, чтобы его аргументы звучали убедительно. Похоже, он не видит угрозы и в создании международного газового картеля по образцу Организации стран-экспортеров нефти, членами которого могут стать Туркменистан, Венесуэла и Тринидад.

По словам Голдмана, Россия никогда никому не позволит влиять на ее процесс принятия решений. Возможно это так, если речь идет о ценовой политике (сильно отличающейся от нефтяного рынка, поскольку нефтью торгуют на спот-рынках, а международный газовый бизнес основан, в первую очередь, на долгосрочных контрактах). Но появление Организации стран-экспортеров газа могло бы усилить позицию России, консолидировав силы производителей в сфере геологоразведки, строительства и обслуживания трубопроводов и развития рынка сжиженного газа.

Крупнейшим пробелом в 'Нефтегосударстве' является поверхностное освещение роли Европейского Союза. Например, сейчас ЕС решает важный вопрос: чем станет для Кремля его политика либерализации энергетического рынка, заключающаяся в разделении оптового и розничного бизнеса в газовой и электроэнергетической сферах - препятствием или подспорьем? Возможно, фрагментированным рынком будет проще манипулировать. Острый ум Голдмана, безусловно, способен разрешить такие запутанные вопросы.

Вопрос, остающийся без ответа, заключается в том, воспользуется ли Кремль - или, точнее, Владимир Путин - газом в качестве инструмента обретения международного политического влияния. Оптимистическая позиция такова, что бизнес нормализует политику - в этом случае, если Россия желает быть надежным партнером, то ей придется смягчить свою позицию и соответствовать международным стандартам поведения. Пессимисты опасаются того, что газовая зависимость приведет к финляндизации Европы. Имеющиеся факты, скорее, подтверждают правоту пессимистов.