Встречаются два олигарха. Один другому говорит:
- Слушай, одолжи мне сто рублей.
- Зачем тебе?
- Хочу купить «Форбс» - посмотреть, на каком я месте.
Анекдот из интернета
Российская экономика зависит от цен на нефть – звучит банально, но факт. Однако для понимания причин создавшейся в стране ситуации, необходимо разобраться в природе этой зависимости, в том, как связаны политическая и экономическая составляющие российской власти.
Институт Американского Предпринимательства (American Enterprise Institute) провел в 2008 году исследование на тему корреляции агрессивности российской внешней политики и уровня цен на нефть. Был изучен период с 2000 по 2007 годы и обнаружено 86 «агрессивных событий». Выяснилось, что связь существует прямая: рост цен на нефть сопровождается ростом агрессивности, соответственно, падение – снижением агрессивности. Для оценок использовалась пятибалльная шкала. Американцы даже подсчитали, что удорожание нефти на 1,48 доллар повышает агрессивность России на 1 балл. Временной лаг между повышением цен и ростом агрессивности составляет до трех месяцев.
Можно, конечно, вступить с американцами в научный диспут по поводу методики подсчета баллов, но тенденция схвачена верно. Начало 2000 годов характеризовалось умеренными ценами на нефть, и Путин проводил довольно осторожную и во многом прозападную политику. Причем, существовал страх, что цены могут упасть. На многочисленных политологических тусовках «страшилка» о возможном падении цен на нефть повторялась подобно мантре. Однако вопреки прогнозам экспертов цены на нефть с 2002 года неуклонно ползли вверх. В конце концов завоевала популярность другая теория – времена дешевых энергоресурсов закончились, растущая мировая экономика нуждается в больших объемах нефти и газа. Так что существенного падения цен не будет. Под эту теорию была выстроена и соответствующая политическая стратегия.
Путин довольно скоро утратил вкус к экономическим реформам по либеральным рецептам. Социальная цена, которую пришлось бы заплатить за реформу ЖКХ, пенсионную реформу, урезание льгот и проч. представлялась слишком высокой. Идея сделать Россию конкурентоспособной, которую Путин пытался позиционировать как «национальную идею», не была подкреплена проектом модернизации страны. Новая – путинская – элита была занята проблемой передела собственности, старая – ельцинская – как могла отбивалась. Ресурсы политической системы уходили на «разруливание» процесса перераспределения командных высот в экономике. Не до модернизации было.
Вера в теорию дорогих энергоресурсов вызвала к жизни новый проект – превратить сырьевой характер российской экономики из «минуса» в «плюс». Сделать, по совету Дейла Карнеги, «из лимона лимонад».
После раздела ЮКОСа появился проект «энергетической империи». Цена на нефть определяется на рынке, в то время как рынка газа как такового нет. Бизнес-задача проекта была проста – максимизировать прибыли от продажи газа за счет контроля средств его доставки, что позволит диктовать цены покупателям. Газпром стал важнейшей политической картой Путина.
Что касается нефти, то политика была простой – наращивать добычу российской нефти и, используя политические рычаги, взять хотя бы под частичный контроль нефтяные ресурсы стран СНГ. Для решения этой задачи критическое значение имел вопрос о нефтепроводах – эсэнгэшная нефть, в идеале, должна была течь только по российским нефтепроводам. Это позволило бы диктовать свои условия нефтедобывающим странам Содружества. Именно по этой причине был взят курс на жесткий прессинг Грузии, т.к. альтернативные трубопроводы неизбежно будут проходить по ее территории. Геополитическое местоположение Грузии таково, что она служит «окном» на Запад для энергоресурсов Центральной Азии и Азербайджана. Закрыть это «окно» стало одной из важнейших политических целей Путина.
Следствием экономических проектов Путина для экономики России стали:
Усиление сырьевой ориентации экономики.
Отсутствие достаточных вложений в модернизацию инфраструктуры.
Замена процесса диверсификации экономики показухой в виде «национальных проектов», создания госкорпорации по нанотехнологиям (названным в народе «кукурузой Путина») и проч.
Откладывание давно назревших экономических реформ на неопределенное будущее. Как следствие, например, уже официальные лица заявляют о недалеком крахе пенсионной системы. Проблему реформы ЖКХ «решили», создав очередную госкорпорацию.
Приоритет интересов «сырьевиков» над промышленниками и сельхозпроизводителями, в частности, в курсовой политике ЦБ. Это привело к существенному росту импортозависимости России.
Амбициозные планы наращивания капитализации сырьевых компаний за счет дешевых иностранных кредитов резко повысили объем корпоративной кредиторской задолженности. Парадокс, но активы «энергетической сверхдержавы» оказались заложены западным банкам. С началом кризиса выяснилось, что российские сырьевые олигархи, украшавшие списки «Форбс», были миллиардерами в долг. Теперь они просят денег у государства, чтобы «стратегические предприятия» не отошли иностранцам.
Откладывание денег в «кубышку» Стабфонда лишило российскую экономику возможности внутреннего инвестирования экономического роста и переориентировало российские компании на поиск заемных средств на Западе. О последствиях уже сказано выше.
Стратегия построения «энергетической империи», т.е. региональной сырьевой монополии, своим неизбежным следствием имела рост монополизма внутри России. Был взят курс на концентрацию ключевых экономических активов в единый «кулак», чтобы обеспечить большую управляемость экономики и контроль над финансовыми потоками. Логичным было в этой связи и создание госкорпораций, решавших эту задачу на разных участках «экономического фронта».
Модель «свободного рынка», с которой начинались российские реформы, сменилась моделью госрегулирования экономики как напрямую (увеличение доли государства в компаниях), так и опосредованно через неформальный контроль частных компаний влиятельными госчиновниками.
Стратегические инвестиции в высокие технологии, в промышленность и сельское хозяйство, рассчитанные на «отложенный эффект», уступили место погоне за быстрыми прибылями. Экономика России приобрела откровенно спекулятивный характер. Например, российские банки предпочитали брать дешевые кредиты на Западе и втридорога кредитовать российских граждан и предприятия. Игра на фондовых биржах была прибыльной и не приносила хлопот, поэтому кредитование реального сектора в приоритеты российских банков не входило. В период кризиса правительству приходится заставлять банки кредитовать промышленность угрозами. Экономические стимулы для этого у банков практически отсутствуют.
Список негативных последствий экономического курса Путина для страны можно продолжать долго, но оставим это профессиональным экономистам. Нас интересуют, прежде всего, те из них, которые влияют на политическую конфигурацию страны.
Экономика влияет на политику опосредованно – через социальную среду. Т.н. «путиномика» в социальной сфере привела к следующим последствиям:
Росту разрыва в доходах между самыми богатыми и самыми бедными россиянами. Экономический рост сопровождался усилением расслоения общества,
Т.н. «средний класс» так и остался «прослойкой» в российском обществе. По разным оценкам, до кризиса он достигал 20-25%. Причем, большую часть «средних» в «путиномике» составляли госслужащие, сильно потеснившие менеджеров и предпринимателей.
Социальная структура страны образовала «пирамиду», в основании которой малообеспеченные и бедные слои населения, в середине «средний класс», верхушка – богатые, на самом верху – сверхбогатые «хозяева страны» (по экспертным оценкам «хозяев» до кризиса было от 0,5 до 1,5%). Кризис ударил, прежде всего, по «средним», поэтому теперь «пирамида» больше напоминает «кеглю» с выеденной «серединой». Часть бедняков вследствие безработицы перекочевала в нищие. Основание «кегли» пока относительно небольшое, но такая конструкция социальной структуры менее устойчива, чем «пирамида».
Развитие малого бизнеса существенно отставало от темпов экономического роста, талантливые кадры предпочитали госслужбу или крупные компании. В период кризиса развитие малого бизнеса – один из способов снижения социальной напряженности. Но «путиномика» снизила предпринимательскую активность и мотивацию населения. Коррумпированная бюрократия, стремящаяся контролировать экономику на всех уровнях, не дает раскрыться предпринимательскому потенциалу россиян. Среду для развития предпринимательства в России нужно создавать заново. Без этого предпринимательский класс, класс мелких собственников, в стране не возникнет, а останется «прослойкой». А без этого класса современной экономики создать не получится.
Рост доли государства в экономике привел к тому, что значительная часть населения России материально зависит от государства. Это расширило и укрепило политическую базу режима, поскольку т.н. «патерналистский электорат» – это люди, которые «кормятся» с руки государства. Но «патерналистский электорат» является тормозом для развития страны. Люди привыкли не зарабатывать, а получать. Надеяться не на свои силы, а на помощь государства. В условиях кризиса государству все сложнее выполнять свои же обязательства, а условий для самостоятельной экономической активности граждан оно не создает. Этот замкнутый круг «размыкается» традиционными уже способами – ростом долгов по зарплатам и пенсиям, отменами ряда льгот, урезанием разного рода финансовых «добавок» и проч. Это является нарушением контракта государства с «патерналистами», что неминуемо ведет к росту социальной напряженности в обществе.
От ситуации в социальной и экономической сферах нить ведет к политике. В предыдущей части говорилось о последствиях для политической системы России изменений в политической конфигурации режима. Но эти изменения, в свою очередь, корнями уходят в экономику. Классики марксизма учили, что политика и идеология являются лишь «надстройкой», характер которой определяется экономическим «базисом». Современные экономисты выражаются изящнее: экономическому порядку должен соответствовать адекватный политический порядок. Но суть одна – характер экономического уклада определяет дизайн политической системы.
Ничего удивительного, что монополистическому характеру российской экономики сопутствует монополизм в области политики. Путин действительно стабилизировал ситуацию в стране в том смысле, что привел в полное соответствие экономическую и политическую системы. Относительный либерализм ельцинской системы был связан с тем, что тогда была эпоха дележа собственности и становления олигархической системы, которая завершилась битвой Кремля и контрэлиты в лице Лужкова и Примакова в 1999 году и приходом к власти Путина. Тогда одним из основных вопросов в противостоянии этих двух сил был вопрос о пересмотре итогов приватизации. Кремль был против пересмотра, Лужков и Примаков за частичный пересмотр. Кремль победил, переведя дискурс в «патриотическое русло».
Главным отличительным свойством монополистической системы (нынешний экономический строй России принято именовать «госкапитализмом») является подавление конкуренции. Рынок делится между «своими» на основании неких элитных договоренностей. Система распределительная, а не конкурентная. В рыночной экономике компании борются за долю на рынке с помощью маркетинга, рекламы, повышения эффективности менеджмента. В монополистической системе происходит раздел сфер влияния по совершенно другим критериям – кто лояльней и ближе к центру распределения благ, к «кормушке». «Свои» получают преференции (среди них тоже есть определенная иерархия), а «чужаки» зачищаются. Это закрытая экономическая система, которая управляется волевыми решениями, а не рыночными. «Госпланом» работает лично национальный лидер, управляющий процессом в «ручном» режиме. Отсюда и экономический волюнтаризм, который в дальнейшем трансформируется в волюнтаризм политический.
Закрытая экономика закономерно порождает закрытость политической системы, которая лишь повторяет принципы экономического уклада на «политическом языке»: подавление политической конкуренции, «зачистка» оппозиции, монополизация политической власти ограниченным кругом лиц, разделение властей вытеснено административной «вертикалью» и т.д.
В общем, Россия больше напоминает вертикально интегрированный холдинг, чем современную развитую страну. Это громоздкая и примитивная конструкция. Разница между политическим и экономическим устройством современной России и ведущими западными странами такая же, как между будильником «Слава» и «Ролексом». И тот, и другой показывают время. Но, как говорится, почувствуйте разницу. Архаичной экономике соответствует отсталая социальная структура. Тому и другому соответствует архаичная политическая система, деградировавшая за полтора года до примитивного вождизма. Все это «украшает» соответствующая псевдоидеология «вставания с колен».
Сегодня ведется много разговоров о модернизации, но это не более чем сотрясание воздуха. Возможно, чисто по-человечески, некоторым кремлевским чиновникам и хочется модернизации России. Но это противоречит их интересам, и они ничего для этого реально делать не будут. Сырьевой элите не нужна модернизация, поскольку последняя связана с большими капитальными вложениями и структурной перестройкой экономики, что не сулит скорых и верных прибылей.
Модернизация мобилизационного типа в современных условиях невозможна, поскольку критерием эффективности экономической модели в современном мире являются не показатели выплавки чугуна и стали, а знания и технологии. Свободные, открытые экономики в этом отношении гораздо эффективнее. Они стимулируют развитие обществ, а закрытые монополистические системы сдерживают.
Проблема в том, что нынешняя Система создавалась не под задачи развития страны. Кстати, на днях это признал президент Медведев, констатировав провал попыток перевести экономику России на инновационную основу: «Это — провальная задача. Мы ее просто провалили, мы ничего не сделали в этом направлении, наверное, потому что мы не занимались этим так активно, как должны были бы заниматься». Система создавалась при Ельцине для приватизации «своими» людьми советской госсобственности. Задача Путина состояла в том, чтобы защитить накопленные капиталы и закрепить за правящей верхушкой не только экономическую, но и политическую власть. Это было сделано за счет «выключения» общества из политики и, в значительной мере, из экономики тоже. Просителями легче управлять, чем экономически активными и самостоятельными гражданами. В результате мы имеем фантастически неэффективную экономико-политическую модель, которая схлопывается в режиме реального времени. Когда элиты делили сверхприбыли, удалось как-то организовать процесс, чтобы не было лишнего шума, создать систему распределения благ. Когда пришло время делить долги и убыточные активы, система пошла вразнос.
Разбалансирование системы сегодня выражается во внешней политике страны, направленной на обособление России от остального мира. Прежде всего, от стран Запада, имеющих более развитые экономики и политические системы. Психологическая мотивация этой агрессии – страх перед намного превосходящим конкурентом. Экономических козырей нет, приходится шантажировать Запад военной «дубиной».
Таком образом, агрессивная внешняя политика Кремля является следствием краха «путиномики», последним оборонительным бастионом обанкротившегося, в буквальном смысле этого слова, режима. Американские исследователи, упомянутые выше, ошиблись. Падение цен на нефть привело к повышению агрессивности внешней политики России. Методологически оправдать их можно тем, что они исследовали систему в пору ее расцвета, когда она была в рабочем состоянии. Распад системы идет по другим законам. Здесь другие корреляции.
Авантюрный характер путинского экономического проекта в период экономического роста был скрыт. Теперь, когда ставки оказались биты, этот авантюризм проявляется во внешней политике, поскольку проект «энергетической империи» был завязан на внешнюю региональную экспансию. Поэтому Система отступает с боями в прямом и переносном смысле слова.
Возвращаясь к вопросу о вероятности войны, с которого мы и начали этот материал, можно придти к следующему выводу. Война не спасет «путиномику», поскольку общий стратегический замысел провалился. Локальные войнушки изменить ситуацию не смогут. Пиар-эффект – и на международной арене и на пространстве СНГ – будет негативный, а соцопросы показывают, что россиян сегодня больше заботят социально-экономические проблемы, элементарное выживание, чем победы на фронтах сражений. Война не поможет.
(Продолжение следует)
