На прошлой неделе стало известно о том, что Русская православная церковь готова предложить обществу «свои пути преодоления кризиса». РПЦ объявила, что «экономический кризис — это кризис морали», и выработала комплекс поправок к официальной программе «Единой России» «Стратегия-2020». Как ожидается, партийная программа «Единой России» пополнится социальной концепцией РПЦ и сводом нравственных принципов и правил хозяйствования, принятым в мае на очередном Всемирном русском народном соборе. Нынешний кризис — это кризис морали, и потому задача общества состоит в том, чтобы «предложить позитивные ориентиры, следуя которым общественные институты, политические партии, предприниматели могут в практическом плане выдвигать рецепты экономической модернизации страны», — сообщил «Интерфакс-Религия» ответственный секретарь экспертного совета «Экономика и этика» при патриархе Павел Шашкин. Как отметил г-н Шашкин, в документе, подготовленном РПЦ, отражена позиция, согласно которой «миропорядок должен быть основан на ценностях справедливости, эффективности и общественной солидарности».
Сегодня «Новая» публикует доклад*, который дает представление о том, что РПЦ (впрочем, как и менеджеры других духовных институтов) понимает под ценностями справедливости, общественной солидарности, и главное, эффективности.
В современную индустриальную эпоху религия стала служанкой чудовищного бизнеса.
Лафкадио Хёрн,
американский писатель
Страницы истории
На протяжении всей российской истории государство время от времени пыталось ограничить экономическую самостоятельность Русской православной церкви, ибо на ее основе у служителей культа постоянно формировались политические притязания. Основным инструментом для их сдерживания было частичное или полное изъятие церковных земель в собственность государства или, по крайней мере, ограничение права их использования.
В разное время ограничивали власть и собственность церкви великий князь Иван III, Иван Грозный, царь Алексей Михайлович. Петр I учредил государственный орган — Синод, главной обязанностью которого было управление всеми церковными делами, и отнял у монастырей право распоряжаться их вотчинными доходами.Было принято постановление не строить без разрешения царя и Синода новых монастырей, а старые сводить вместе.
Следующий шаг в огосударствлении церковных владений был сделан при Екатерине I. В 1726 г. при Синоде создали отдельную Экономическую коллегию, управлявшую церковным имуществом. Окончательно принадлежность церковных земель и находящегося на них имущества определена при Екатерине II. Указом от 5 марта 1764 г. вся церковная собственность была переведена в государственную.
После реформы 1861 г. признали права храмов на церковную землю, церкви получили возможность отдавать часть угодий в аренду. Но желание влиять на дела государства оставалось, при этом священнослужители сосредоточили внимание на местных органах власти. Так, по 29 губерниям в 1865—1867 гг. в уездных земских собраниях 6,5% гласных составляли священнослужители. Священники работали и в земских организациях. Зачастую они были инициаторами создания сельскохозяйственных обществ и избирались их председателями (в 1912 г. в 12% обществ). В 1912 г. на съездах мелких землевладельцев и настоятелей церквей в 46 губерниях европейской России избрано 6517 священников из 7990 уполномоченных1. В III Государственной думе из 442 депутатов 49 были лицами духовного звания, которые занимали разные позиции в отношении собственности.
Однако если подводить итоги дореволюционных взаимоотношений государства и церкви, стоит отметить, что, несмотря на противоречивость их отношений, у церкви вплоть до 1917 г. оставались обширные земельные угодья. Согласно данным по 50 губерниям, к 1905 г. церковь располагала 1,9 млн десятин земли, а еще 0,3 млн находилось в частной собственности духовных лиц. Церкви принадлежали промышленные предприятия и торговые заведения, доходные дома. Она владела значительным имуществом и денежными средствами. В конце XIX в. Синод ежегодно отпускал на содержание православного духовенства 7 млн руб., а государственное казначейство — 18 млн руб. Церковь получала доходы от церковных земель и имущества, проценты с капитала, а также пожертвования. Наконец, церковь была самым крупным вкладчиком в сберегательные кассы — 46 млн руб.
Экономическое положение церкви после 1917 г. изменилось коренным образом.
Согласно отчету Наркомата юстиции, к осени 1920 г. у церкви было изъято 7150 млн руб., 828 тыс десятин земли, 1112 доходных домов. До 1921 г. национализировано 722 монастырских комплекса — более половины из существовавших в то время2.
К 1939 г. православная церковь оказалась, по существу, разгромленной. В стране не осталось ни одного действующего монастыря. Функционировали лишь 8,3 тыс храмов. К началу Великой Отечественной войны на территории СССР число храмов составляло примерно 5% от уровня 1920 г. За церковью был установлен жесткий государственный контроль. Некоторая оттепель в отношении к православной церкви наступила лишь в период Великой Отечественной войны и в первые послевоенные годы. В это время церковь выполняла важную патриотическую роль. По подсчетам Московской патриархии, к лету 1945 г. верующими и церковью в помощь фронту было собрано более 300 млн руб., не считая драгоценностей, вещей и продуктов. К этому времени возобновили работу некоторые монастыри — их число достигло 75, хотя в основном они располагались в Западной Украине, Западной Белоруссии, Молдавии и Прибалтике.
...В 70—90-е годы ХХ в. начинается постепенное восстановление храмов и возвращение церкви ее прав. Уменьшается налоговый пресс. В августе 1990 г. был ликвидирован Совет по делам религии при Совете министров СССР и приняты Закон СССР «О свободе совести и религиозных организациях» и Закон РСФСР «О свободе вероисповеданий». Первостепенное значение стало уделяться собственности, что породило немало конфликтов, в том числе и с учреждениями культуры.
Хоз. деятельность современных религиозных организаций России
Согласно отчету Совета по делам религии, в 1989 г. только на территории РСФСР насчитывалось 9574 культовых здания, не использующихся по назначению; из них 3984 — пустовали и разрушались, 3656 приспособлены под различные хозяйственные цели, 1934 — под социально-культурные3. С конца 80-х годов многие объекты возвращены церкви.
Однако не все было так однозначно. Возникли вопросы. Все ли бывшие в собственности церкви храмы и подворья должны возвращаться? Нужно ли выгонять из прежних церковных владений музеи, реставрационные мастерские и другие учреждения, служившие атрибутами культуры, как это случилось в 2008 г., когда под давлением церковных иерархов в их собственность перешел Рязанский кремль, представляющий собой древнейший археологический памятник, историко-культурный комплекс памятников ХII—ХIХ вв., а также музейную экспозицию с 225 тыс единицами хранения.
В борьбе за собственность служители культов активно используют подтасовку фактов. Даже в царское время многие здания и сооружения, а также земли под ними были в распоряжении Синода. И многие объекты передавались церкви в пользование, а не во владение. Даже в Постановлении Правительства России «О порядке передачи религиозным объединениям относящегося к федеральной собственности имущества религиозного назначения» в марте 1995 г., когда оно благоволило церкви, не говорится о передаче собственности в ее владение.
В тех случаях, когда музейщики или другие пользователи бывших культовых зданий готовы уступить храм при предоставлении им места для хранения сокровищ культуры, нередко духовные лица проявляют крайнюю степень неуважения, так как их позиция сводится к одному: убирайтесь, а куда — нам безразлично. Такое поведение мало отличается от действий оголтелых атеистов прошлых лет, которые с тем же рвением расправлялись с религией. Более того, в подобных акциях можно увидеть и корыстный интерес. Он особенно наглядно проявился в попытке выселить Российский государственный гуманитарный университет из зданий Синода на улице Никольской близ Кремля. В этом споре церковь подменяет истину: здания принадлежали не ей, а Синоду, т.е. государственному органу. Таких случаев не десятки, а сотни.
Следующий немаловажный предмет — земля. Отметим, что РПЦ никогда не признавала законность Декрета о земле от 27 октября 1917 г. После распада СССР она сначала не настаивала на возврате принадлежавших ей ранее земель. Церкви пришлось довольствоваться возвратом части ее владений, а также 300 тыс га земли, в основном монастырских наделов и участков, занятых культовыми сооружениями. Впервые о претензиях на земельную реституцию заявлено после того, как президентом России стал В. Путин, не скрывающий своей религиозности.
На юбилейном Архиерейском соборе в августе 2000 г. было принято обращение к президенту, в котором говорилось, что без возврата земель и недвижимости церковь не сможет должным образом нести в массы слово Божье. Призыв не был услышан.
Позже патриарх заявил, что решение этой проблемы не должно ставить под удар интересы государства, поскольку на бывших церковных землях (около 3 млн га) построены города, действуют предприятия.
Двойственная на первый взгляд позиция РПЦ в отношении возвращения земель вполне логична. Незадолго до этого были Земельный кодекс и Закон РФ «Об обороте земель сельскохозяйственного назначения». Земля, находящаяся в распоряжении РПЦ, ей не принадлежала, а была передана в «бессрочное и безвозмездное пользование». Упомянутые документы безвозмездной формы землепользования не предусматривают: желающие распоряжаться землей могут ее либо купить, либо взять в аренду. Перед РПЦ встала реальная угроза того, что ей будет предложено оформить земельные отношения законным образом, т.е. выложить деньги.
Патриарх и его окружение продемонстрировали государственное мышление: мы не претендуем на все, если это противоречит интересам страны. В обмен на такие уступки церковь вполне может рассчитывать на ответный шаг — безвозмездную передачу в собственность тех земель, которые уже находятся под ее контролем, что и было осуществлено.
Русская православная церковь — крупнейший, но далеко не единственный претендент на возвращение собственности. Так, мусульманские объединения до революции владели примерно 200 тыс га земли. Обширными землями владели и буддийские общины в Бурятии и Калмыкии, прежде всего в виде пастбищ. Надо определяться и с реституцией собственности, имевшейся в распоряжении еврейских общин и старообрядческой церкви, не говоря о других конфессиях, которые могут претендовать на собственность. Иначе говоря, если удовлетворить интересы только православной церкви, социальные последствия этого акта могут быть весьма тревожными.
Дебаты по вопросам реституции продолжаются. С одной стороны, Н. Петров, зам. председателя общества «Мемориал», считает, что церкви нужно вернуть все земли, которые она имела до революции, а также сделать ремонт и реставрацию всех церковных зданий. С другой стороны, А. Жилин, директор Центра изучения общественных прикладных проблем, убежден, что этого делать не стоит, так как церковь и сейчас активно занимается бизнесом, а если ей передать земли, то она может превратиться в «закрытое акционерное общество» по продаже и покупке земли.
Из полемики о возвращении церковного имущества можно сделать следующий вывод: церковь не собирается отказываться от претензий на землю и на собственность, и в то же время не говорит об отказе от «подарков» российской власти — таких как квоты на нефть и право льготной торговли различными товарами (как в 90-е годы — право беспошлинной продажи табака и алкоголя). Иначе говоря, теократические и клерикальные поползновения поддерживаются как представителями церкви, так и амбициозными политиками, которые на этих заявлениях стремятся нажить политический капитал. И то, что церкви удалось добиться своего, было продемонстрировано в сентябре 2004 г., когда Государственная дума приняла поправки к Земельному кодексу, согласно которым религиозные организации, собственники зданий и сооружений религиозного и благотворительного назначения, получают земельные участки бесплатно. Если же религиозные организации не собственники тех зданий, которые они занимают, то земельные участки предоставляются в безвозмездное пользование на время использования зданий.
Под знаком возрождения религии церковные иерархи добились огромных уступок со стороны государства. Как утверждает исследователь деятельности РПЦ Н. Митрохин, церковь фактически превратилась в грандиозный экстерриториальный офшор, осуществляющий самостоятельную финансовую и производственную деятельность и располагающий огромными возможностями для оказания услуг по отмыванию денег теневого и криминального секторов экономики. Сейчас в России, на Украине и в Белоруссии правоохранительные органы, публично подписывая с иерархами договоры о взаимодействии, за глаза обвиняют РПЦ в том, что она стала «крупнейшей сетью сбыта теневого золота» и сотрудничает в экономической сфере с бандитами (4).
Церковь активно занималась и занимается сбором спонсорской помощи и пожертвований на восстановление и реставрацию монастырей, храмов, подворий. Суммы собранных средств колоссальны. Так, восстановление храма Христа Спасителя, по официальным данным, на первых порах стоило 170 млн долл., потом выросло до 220 млн и окончательно составило 500 млн. При этом многие эксперты говорят о хищении средств в крупных размерах. Особо следует отметить, что именем церкви прикрываются организации, пользующиеся ее лоббистскими возможностями и авторитетом, но не делающие значительных отчислений в ее кассу. Так, важнейшей «кормилицей» церкви стала группа компаний АО «Международное экономическое сотрудничество» (МЭС), составившая капитал на продаже нефти за рубеж на льготных условиях. Московская патриархия еще в 1990 г. выступила одним из учредителей МЭС и в настоящее время имеет 20% ее акций.
По-иному эти процессы происходят в экономике, называемой исламской. В 1970 г. появился исламский банковский бизнес, который претендует на то, что «строится на принципах шариата». К началу ХХI в. в 40 странах мира (в том числе и в России) функционировали около 200 исламских банков, активы которых растут на 15% в год5.
Исходя из этого, предпринимаются попытки внедрить исламские принципы функционирования экономики и в России. В июне 2003 г. в Москве был проведен семинар «Исламские финансовые отношения и перспективы их осуществления в российском мусульманском сообществе». Российские мусульмане приняли свод правил, которых следует придерживаться предпринимателям, исповедующим ислам. Мусульманское право запрещает некоторые виды предпринимательской деятельности, например, ростовщичество или торговлю спиртным, и регулирует величину разрыва между оптовыми и розничными ценами.
В финансовых отношениях владелец денежного капитала и бизнесмен выступают как равноправные партнеры, разделяющие и прибыль от предприятия, и возможный риск. Конечно, реальность далека от этих заветов, поскольку многие мусульмане-предприниматели мало чем отличаются как от православных предпринимателей, так и от ни во что не верующих финансовых воротил. Достаточно вспомнить знаменитые чеченские авизо в российских банках.
Первые попытки создать свою банковскую систему предприняла и Московская патриархия. В 1991 г. был учрежден коммерческий банк «Международный банк храма Христа Спасителя» с уставным капиталом в 10 млн долл. Владение такими ресурсами показывает, что церковь приобретает влияние, с которым трудно не считаться любому государству, даже если оно не светское.
Немалое значение приобретает коммерческая деятельность православной церкви, продолжающая расти. Так, предприятие «Софрино», полностью подконтрольное Московской патриархии, — одно из успешных и эффективно действующих. При этом «Софрино» производит не только «церковную» продукцию, которая трудно поддается учету.
Церковь постоянно добивается льгот под тем или иным предлогом и, как правило, получает их. Так, правительство Московской области приняло решение снизить тарифы на газ для 1058 православных церквей и 20 монастырей, действующих в Подмосковье. Эти расходы власти перекладывают на население.
Нужно отметить еще один немаловажный фактор. Новая составляющая собственности — проблема, связанная с тем, что некоторые храмы стали частными. Так, в Москве в частных руках находятся: храм Тихвинской иконы Божьей Матери; Покровско-Успенская церковь в Лефортове; храмы на Бутырской улице — Рождества Святой Богородицы и храм Александра Константинопольского. Говоря о приватизированных храмах, трудно обойти вниманием самый крупный религиозный объект Москвы храм Христа Спасителя, ежегодные затраты на содержание которого обходятся правительству Москвы в 1,5 млн долл. При этом патриархия требует передать ей храмовый комплекс, но расходов на его содержание на себя не берет.
Социально-политические издержки на поле собственности
Формальные (заимствованные у государства), но фактически бездействующие финансовые отношения в церкви, основанные на перечислении налогов нижестоящими структурами вышестоящим, прикрывают реальную модель экономической жизни церкви — архаическую систему «кормления». При такой системе жесткое административное подчинение низшего звена высшему достигается за счет предоставления первому практически полной экономической самостоятельности.
В этой системе можно выделить две основные составляющие:
— огромная роль «черной кассы» — наличных денег, которые аккумулируют церковные функционеры (от старост приходов до аппарата патриархии), чтобы иметь возможность проводить ту или иную работу в условиях жесткого финансового контроля со стороны государства;
— весьма приличные «теневые» доходы священнослужителей разного ранга, связанные с исполнением служебного долга за пределами храма (крестины и отпевания на дому и т.п.).
В период советской власти государство через финансовую инспекцию и контролируемые местными властями приходские советы владело ситуацией и способствовало поддержанию налоговой «пирамиды»: «приход — епархия — патриархия»; если основные деньги церкви хранились в госбанке, то их перечисление вверх по «пирамиде» шло проще.
В начале 90-х годов приход, епархия и патриархия вышли из подчинения жесткой финансовой вертикали и приобрели самостоятельные источники дохода. Каждый приход (монастырь), епископ (епархия), не говоря о патриархии и ее отделах, разрабатывают собственные коммерческие проекты (от нелицензионной продажи золотых украшений через «свечной ящик» до ввоза огромной партии сигарет), круг спонсоров (благотворителей), пути ухода от налогов.
В настоящее время реальный контроль над денежным потоком внутри храма в большинстве случаев перешел от старост к самому священнику. Деньги, идущие через «свечной ящик» (за которым нередко стоит жена священника) или церковную лавку, попадают в руки священника, а приходское собрание в экономическом смысле бессильно. Поэтому можно утверждать, что вся прибыль храма — личный доход его настоятеля, распределяемый по его усмотрению. Этой бесконтрольности способствует и тот факт, что религиозные организации, согласно российскому законодательству, освобождаются от установки кассовых аппаратов в храмах и церковных лавках. Не требуется выписывать чеки и при проведении оплачиваемых религиозных церемоний вне стен храма.
В то же время храмы и монастыри стремятся максимально укрывать прибыль как от епархии, так и от налоговых органов. Для этого широко применяются фальсификации приходской отчетности, занижение прибыли от «свечного ящика» и сокрытие (нерегистрация) исполненных священником треб.
Расходование духовенством даже легально полученных средств, по сути, во многих случаях также коррупционно. С одной стороны, эти деньги идут «на дело», т.е. на приобретение новых икон, строительство или реконструкцию храмов или финансирование инициатив. С другой — решение о выделении данных средств, как правило, принимается ответственным лицом единолично и без какой-либо критической оценки расходов. Под этим лозунгом стали устанавливаться тарифы на крещение и освящение (например, за освящение автомобиля берут 1—5% его стоимости).
Аналогичные процессы происходят и на территории ислама. По словам директора Института исламских исследований Р. Нахушева, оплата различных обрядов дает священнослужителям значительный доход. Например, в Кабардино-Балкарии за проведение похоронного обряда в соответствии с нормами ислама надо платить служителю культа 5 тыс руб. (для этой республики деньги немалые), а за регистрацию брака — от 800 до 2 тыс руб.
Рыночные реформы не могли не повлиять на деятельность церкви. Выступая на Епархиальном собрании Москвы 15 декабря 2004 г., патриарх сказал: «Тревожным признаком обмирщвления православного сознания, умаления церковности, духовного ослепления является все усиливающаяся коммерциализация многих сторон приходской жизни. Материальная заинтересованность все чаще выходит на первое место, заслоняя и убивая собой все живое и духовное. Нередко храмы, подобно коммерческим фирмам, торгуют «церковными услугами».
Но в те же реалии жизни, которые позволяют высшему духовенству безбедно существовать, далеко не всегда удается вписываться сельским приходам, ежегодный доход которых, по официальным данным патриархии, не превышает 30 тыс руб. По мнению Патриарха Алексия II, «духовенство — это люди, которые были воспитаны в нашей стране и нашем обществе. И, к сожалению, негативные черты и веяния времени присущи и им. <...> Некоторые священники просто поражают негативными примерами, которые видят вокруг. И иногда не вполне подходящим для церкви образом пытаются находить нужные им, пусть и на благое дело, средства»6.
Пытаются усилить экономические притязания и служители ислама. Так, под их давлением Государственный совет Татарстана планирует выступить с инициативой ввести в федеральное законодательство понятие «вакуф», под которым понимаются все неотчуждаемые средства и имущество, принадлежащие мусульманской общине, вся прибыль от них идет исключительно на религиозные нужды. Ключевая особенность вакуфа в том, что он не облагается налогом. Предполагается, что в это имущество будут входить не только культовые сооружения и земли, но и квартиры, дома и производство, подаренные бывшими владельцами мусульманской общине.
Таким образом, для всех уровней церковной иерархии характерны три основные группы источников дохода: реализация товаров и услуг религиозного характера, благотворительность (включая пожертвования, сделанные в храме) и коммерческая деятельность. Первые две обычно не вызывают вопросов. Что касается третьей, то именно она служит предметом полемики и трактуется весьма неоднозначно.
Согласно российскому закону «О свободе совести и религиозных объединениях», религиозные организации вправе осуществлять экономическую деятельность. По закону прибыль от этой деятельности должна направляться на решение уставных задач организации, т.е. на отправление богослужений, благотворительную и миссионерскую деятельность, а не на распределение среди участников этой деятельности.
Однако повседневная практика предпринимательской деятельности церковных структур далека от того, что предписывает церковное и светское законодательство. Юрист патриархии говорит, что «торговля на рынке ценных бумаг» для церкви недопустима и может послужить причиной ликвидации религиозной организации в судебном порядке, а патриарх указывал прибыль, полученную на рынке ценных бумаг, в качестве важнейшей составляющей бюджета.
Можно привести и многочисленные примеры использования церковью политической власти. На уровне страны — это беспрецедентные льготы и право не платить налоги. Кроме того, это участие государства в восстановлении храмов и других религиозных учреждений, что открывает еще один источник злоупотреблений и хищений. Не отрицая необходимости участвовать в реставрации храмов, нужно соотносить это с социальными нуждами населения, ибо при больших затратах на их восстановление не решаются элементарные социальные потребности — разрушаются школы, закрываются здравпункты, ликвидируются дорожные маршруты и т.д.
Кроме того, местные власти нередко заигрывают с церковью, делая ей многочисленные «подарки». Так, практически ежедневно в газетах можно встретить сообщение, подобное тому, что на выборах в Карачаево-Черкесии «мэр Черкесска большую часть своего времени и избирательного фонда посвятил православной церкви — храмы получили в подарок колокола, а священники — машины».
Эти непостоянные, но внушительные источники доходов разнообразны.
Сегодня ситуация с экономической деятельностью РПЦ такова, что к ней как к влиятельной в политическом отношении структуре налоговые и правоохранительные органы проявляют «уважение», фактически отказываясь рассматривать ее денежные потоки как источник пополнения государственной казны. Более того, в России, как и в странах СНГ, церковь и другие зарегистрированные религиозные организации пользуются огромным количеством налоговых льгот. Понятно, что для изменения такой ситуации на самом верху «пирамиды» власти должно быть принято политическое решение, что в нынешней ситуации вряд ли возможно.
1Шмелев Г.П. Русская православная церковь, ее деятельность и экономика до и после 1917 года//Вопросы истории. 2003, №11. С. 38.
2Шкаровский М.В. Русская православная церковь при Сталине и Хрущеве. М., 1999. С. 77, 79.
3Приход. 2002, №5. С. 9.
4Митрохин Н. Русская православная церковь как субъект экономической деятельности//Вопросы экономики. 2003, №8.
5Журавлев А.Ю. Теория и практика исламского банковского дела. М.: Институт востоковедения РАН, 2002. С. 36.
6НГ-регионы. 2005, №1.
* Полная версия доклада — в журнале «Мир перемен», №1, 2009 и на сайте «Новой». Доклад подготовлен на основе монографии автора «Теократия: фантом или реальность».
Об авторе: Жан Терентьевич Тощенко — член-корреспондент РАН, главный редактор журнала «Социологические исследования», декан социологического факультета РГГУ (г. Москва).
