- Начиная с 2006 года, когда Китай приобрел PetroKazakhstan, прогнозы о доминирующем присутствии КНР в нефтегазовом секторе Казахстана приобрели реальные очертания. Так ли это на самом деле?
- Во-первых, мы сами заявляем о намерении диверсифицировать
направления транспортировки своих углеводородов и разнообразить
список иностранных инвесторов. В этом смысле Китай, как соседнее с
Казахстаном государство, как наиболее перспективный рынок поставок
углеводородов и как вполне платежеспособное государство, смотрится
не так уж и плохо.
Во-вторых, КНР числится в списке наших стратегических партнеров, а
стратегические партнеры должны помогать друг другу в решении их
актуальных проблем. Для Китая чрезвычайно актуален вопрос поиска
источников поступления углеводородов, и в решении данного вопроса
Казахстан чем-то способен помочь своему соседу.
В-третьих, Китай, платя хорошие деньги (суммы порой в 1,5-2 раза
превышают стоимость приобретаемых активов), покупает эти активы на
открытых тендерах. Отсюда главный вопрос с точки зрения
национальной безопасности должен звучать следующим образом: «Как и
почему так случилось, что эти активы оказались в частных руках
весьма сомнительных иностранных инвесторов?».
В-четвертых, в отличие от других иностранных инвесторов, на базе
предприятий, приобретенных КНР, в дальнейшем были созданы
казахстанско-китайские совместные предприятия. Для экономики
Казахстана и повышения значимости НК «КазМунайГаз» это большой
плюс, правда, при разумном использовании этих СП.
Наконец, нельзя не обратить внимания и на то, что работающие в
нефтяном секторе Казахстана китайские компании работают не в режиме
СРП, а по нормам действующего налогового законодательства, и у
налоговых органов Казахстана к ним меньше всего претензий.
Не хочу выступать и адвокатом Китая. Факты - вещь упрямая, а они
говорят о том, что уже в 2000-2006 годах вклад Китая в прирост
мирового спроса на нефть составлял 37,8%, и, по всем прогнозам, за
счет собственной добычи он не был способен решить проблему
обеспечения себя нефтяными ресурсами, соответственно, Китай
увеличивает добычу в различных регионах мира. За 2002-2006 годы
объемы добычи «собственной» нефти за рубежом выросли с 12 млн до 35
млн тонн, а соотношение зарубежной добычи к совокупной добыче всеми
китайскими компаниями за тот же период - с 7 до 16%. В 2009 году
Китай увеличил добычу нефти за рубежом на 12% по сравнению с 2008
годом - до рекордных 69,62 млн тонн, или до 36,8% совокупной добычи
внутри страны.
Вполне естественно, что в списке стран, где Китай приобретал активы
в нефтегазовом секторе и наращивал добычу нефти, оказался и
Казахстан. Причем произошло это сравнительно недавно. Прорыв Китая
на нефтегазовый рынок Казахстана стал очевидным в начале 2000
годов, хотя первые активы им были приобретены пятью годами ранее,
еще в 1995 году.
- Но ведь очевидно и то, что число компаний с участием
китайского капитала в нефтегазовом секторе Казахстана постоянно
растет, как и их доля в добыче казахстанской нефти. Таким образом,
тот самый баланс, о котором вы говорите, явно нарушен?
- На этот вопрос трудно ответить однозначно хотя бы потому, что
информацию об этих контрактах трудно назвать полной в силу ее
закрытости, а приводимые расчеты приблизительны, так как не все
компании открыто сообщают о добываемых объемах, а доля в добытой
нефти не всегда соответствует доле в капитале того или иного СП.
Тем не менее тенденции вполне очевидны.
Во-первых, начало присутствия Китая в нефтегазовом секторе
Казахстана датируется 1997 годом, но истинный его интерес начинает
отчетливо проявляться с 2003 года. Объясняется это двумя
обстоятельствами: изменением энергетической стратегии Китая, в
которой одним из самостоятельных направлений предусматривается
освоение зарубежных энергетических рынков, а также изменением
характера казахстанско-китайских отношений, в которых уже в этот
период закладывается основа будущего стратегического партнерства -
сотрудничество в энергетической сфере.
Во-вторых, расширяется география китайского присутствия в
нефтегазовом секторе Казахстана. Если в 1997 году оно
ограничивалась Актюбинской областью, то в настоящее время китайские
компании имеются во всех нефтедобывающих регионах Казахстана, за
исключением Западно-Казахстанской области. И это, по-видимому, не
предел, о чем свидетельствует приобретение Китаем доли в АО «РД
КМГ».
В-третьих, на сегодняшний день вполне очевидна тенденция роста доли
компаний с участием китайского капитала в общем объеме добычи нефти
и газа в Казахстане. Если к этим расчетным цифрам добавить доли
участия Китая в АО «ММГ» и АО «РД КМГ», приобретенные Китаем в
конце 2009 года, ориентировочно можно спрогнозировать, что, с
учетом приобретения этих активов, чистая доля Китая в добыче нефти
в Казахстане возрастет до 25-27%, а газа - до 13-15%.
Это, конечно, не 40%, которыми пугают казахстанцев оппозиция и
некоторые депутаты, однако весьма существенно, особенно если
учитывать географию присутствия китайских компаний в Казахстане и
тот факт, что нефтегазовый сектор является основой казахстанской
экономики и основным плательщиком в бюджет.
С учетом данных обстоятельств стремительно растущее китайское
присутствие в нефтегазовом секторе Казахстана действительно
представляет угрозу национальной безопасности. Правда, здесь
необходимо иметь в виду, что, поднимая вопрос об угрозе
национальной безопасности от иностранного присутствия в
нефтегазовом секторе Казахстана, желательно было бы посчитать
процентное соотношение всех присутствующих в Казахстане
«иностранцев». Китай в этом списке занимает далеко не первые
позиции. Например, доля только двух крупнейших в Казахстане газо- и
нефтедобывающих компаний, принадлежащих главным образом западным
инвесторам - СП ТОО «Тенгизшевройл» и Karachaganak Petroleum
Operating B. V., - по добыче нефти в 2010 году составляла 46,81%, а
по добыче газа - 76,52%.
- А как эти показатели могут выглядеть в динамике и по
структуре?
- Действительно, если посмотреть более внимательно, то присутствие
компаний с участием китайского капитала в нефтегазовом секторе
Казахстана будет смотреться несколько иначе.
Во-первых, практически все приобретенные Китаем месторождения нефти
в Казахстане имеют небольшие балансовые и извлекаемые запасы. Кроме
того, значительная их часть находится в разработке с конца 1980-х -
начала 1990-х годов, а потому, по прогнозам специалистов АО «НК
«КазМунайГаз», в перспективе доля компаний с участием китайского
капитала в объемах добычи нефти и газа в Казахстане будет
снижаться.
- Но и в этом случае китайского инвестора отличает, мягко
говоря, поверхностное отношение к тому, что называется
корпоративной репутацией, включающей в себя не только экономические
показатели, но и социальные, например такие, как экология или
условия труда…
- Согласен. Притом что Китай активен в исполнении инвестиционных
обязательств, он скуп в отношении решения местных социальных
проблем. Впрочем, в последнем обвинять иностранные компании было бы
глупо, решение социальных проблем - обязанность государства,
которое должно сформировать такие «правила игры» для иностранных
инвесторов, которые отвечали бы прежде всего интересам народа
Казахстана. Если государство этого не делает - вопрос к
государству.
Производственная деятельность на предприятиях с участием китайских
компаний осуществляется с привлечением преимущественно
казахстанских трудовых ресурсов. В частности, по данным компании
Kazenergy, на 1 января 2010 года численность рабочего персонала,
привлеченного по контрактам на предприятия с участием китайских
компаний, составила 17 733 человека, из них казахстанские кадры -
17 519 человек, или 98,8%.
Две наиболее серьезные проблемы, связанные с деятельностью
иностранных компаний (Китай в данном случае не составляет
исключения) в Казахстане, - неравенство в условиях и оплате труда
между иностранными и казахстанскими специалистами, а также так
называемое «казахстанское содержание» - использование продукции
казахстанских предприятий.
Касательно первого последние конфликты на АО «CNPC-Актобемунайгаз»
и ОАО «Каражанбасмунай» доказывают, что в большинстве случаев
китайские компании ведут себя точно так же, как и другие
«иностранцы». Однако здесь я бы в большей степени апеллировал к
казахстанским властям. В их компетенции вопросы регулирования
трудового законодательства и деятельности иностранных инвесторов на
территории страны.
Что касается «казахстанского содержания», большая часть этих
вопросов регулируется контрактными соглашениями, в которых Китай
всегда оговаривает, что предоставляемые им инвестиции даются
преимущественно на условиях использования в дальнейшем китайской
техники, материалов и продукции, произведенной в Китае. Однако и
это не камень преткновения, все зависит от умения переговорщиков и
их способности предложить Китаю такие инвестиционные условия, при
которых его требования теряли бы экономический смысл.
В конечном счете любой инвестор играет по тем правилам, которые
устанавливает для него правительство. Если эти правила не выгодны
Казахстану, то это вина правительства, а не инвестора. Китайские же
«страшилки» используются лишь для того, чтобы отвлечь внимание
общественного мнения от истинных виновников. И в этом контексте я
хотел бы напомнить изречение Конфуция: «Прежде чем указывать на
снег на крыше соседа, обрати внимание на собственное крыльцо». Это
к тому, что во многих наших бедах виновен вовсе не Китай, а мы
сами. Примеров, думаю, достаточно, они все на слуху.
Настоящую угрозу представляют повышающиеся с пугающей скоростью
бездарность и коррупция чиновников, которые позволяют заключать
невыгодные для страны контракты и наносят удар по экономической
безопасности Казахстана. И хотя в наличие в казахстанском
правительстве прокитайского лобби я не очень верю, это еще один
миф, говорить о высокой коррупционной составляющей
казахстанско-китайских отношений можно вполне определенно. Игра
стоит свеч.
И в этом контексте я не могу не согласиться с тезисом Ауэзова, что
в случае заключения контракта с любым иностранным инвестором, а с
Китаем особенно, надо просто вступать в диалог по каждой позиции -
торгово-экономической, политической и даже культурной, внятно
формулируя наш государственный интерес.
- А как вы оцениваете еще одну «страшилку» - о превращении
Казахстана в сырьевой придаток КНР?
- В этом тезисе есть большая доля правды. Растущий внутренний спрос
в КНР на практически всю группу сырьевых товаров закрепляет
превращение Средней Азии и Казахстана в сырьевой придаток не только
европейской, но и китайской экономики. Глобальная
неконкурентоспособность среднеазиатских экономик по сравнению с
географически близкой китайской предельно затрудняет для них, если
не полностью закрывает, возможности диверсификации экономической
структуры вне сырьевого сектора.
Однако закрепление за Центрально-Азиатским регионом этой функции
имеет объективную природу и в конкретных исторических условиях не
имеет альтернатив. Сырьевая специализация среднеазиатских экономик
проявляется в их отношениях не только с КНР, но со всеми другими
странами современного мира. И это не столько проблема двусторонних
отношений с Китаем, сколько наша внутренняя проблема, которая
означает, что вне сырьевого добывающего сектора и некоторых
отраслей сельского хозяйства в Центральной Азии и Евразии имеются
крайне суженные возможности для производительного использования
населения.
Наконец, для меня как человека, занимающегося геополитикой, больший
интерес представляет конкуренция геополитических акторов в нашем
регионе. С учетом растущих аппетитов Китая можно предположить, что
конкуренция между китайскими, западными и российскими компаниями,
работающими в государствах Центральной Азии, особенно в
нефтегазовом секторе, будет нарастать, что поставит эти государства
в ситуацию недвусмысленного выбора приоритетного партнера.
При этом не вызывает сомнений, что Китай будет стремиться делать
преимущественно то, что отвечало бы его интересам. А эти интересы
на определенном этапе могут вступить в открытый конфликт с
интересами и стратегией России, и в этом случае Китай наверняка
попытается поставить перед государствами региона дилемму выбора
между его «инвестиционными возможностями» и «имперскими амбициями»
России. Предсказать, как в данной ситуации проголосует элита
среднеазиатских государств, достаточно сложно.
Вполне возможно, что этот выбор будет сделан в пользу Китая,
особенно с учетом его долевого участия в создании новых
нефтегазовых, транспортных и инфраструктурных проектов и
наметившихся изменений в имидже Китая в общественном мнении
государствах региона. На сегодняшний день, несмотря на существующие
на ментальном уровне опасения по поводу «китайской экспансии», не
только политической элитой, но и населением государств Средней Азии
Китай рассматривается как вполне достойная альтернатива России.
Таким образом, для меня главный вопрос звучит несколько
парадоксально: насколько долго продлится идиллия в отношениях Китая
и государств Центральной Азии и как поведет себя Китай в
Центрально-Азиатском регионе, когда у него здесь не останется
конкурентов в лице западных и российских компаний?
Каковы основные качества стратегического партнера?
Автор: К. Сыроежкин,exclusive.kz
